Василий Попов - Мой цифровой гений. Дьявол

Прочь из храма! Так вылетает из пожарища сотлевшая бумага. Еще долго и плавно скользя в сторону от огня, подталкиваемая жаром и подгоняемая потоками уличного ветра.

Спугнув взлетевшего филина, он пал на его место – на покосившийся крест – и намокшей бумагой повис на его облупившемся металле. Раздался тот же шепот из леса. Снова где-то далеко крикнул филин. Звякнул скорбно колокол. Василий обернулся и увидел храм. Целый (!), с куполом и крестом на нём, проткнувшим звездное небо. Он, отвернувшись, поник, ощущая от самого себя исходящий запах гари.

– Священное Писание! Хотя… – Василий обреченно вздохнул, морщась от боли в груди, причиненной ребром креста. – Такое пламя… там, внутри, пойди теперь его найди…

– Я вам звонил, вы не ответили… Хотя увидеть, мне кажется, хотели.

Любовь зажмурилась от яркой коридорной лампы и от свечения пришедшего не к месту гостя. Все пылало в нем, светилось: «горящие» разные глаза, цифры на татуированных зубах, пуговицы и за́понки на кремовой рубашке, заколка галстука сверкнула бриллиантом, переливом сыграла ткань костюма, и даже отразили свет тупые носы туфлей. Ну и жгучий аромат перцового парфюма дополнил надменный образ гостя.

– Я не отвечаю на звонки с не знакомых мне номеров… – Она, слегка отстранившись, предложила ему войти.

– Не лукавьте… – Гость вошел, прикрывая мягко дверь за собой в коридор, при этом в квартире не стало темнее – вошедший освещал весь её интерьер. – Этот номер знают все…

– Но не всем, видимо… с него звонят. – Любовь едва справлялась с волнением, прерывисто дыша.

– Это точно… – Голос гостя был звенящий, молодой. – Не каждому. Только тем, кто этого достоин…

– А вы жгучая штучка, проходите. – Любовь кивнула в гостиную, останавливая жестом попытку входящего разуться. – Не снимайте! Прожжёте мне еще ковер… Как дома будьте, располагайтесь. Я приведу себя в порядок…

Она прижалась спиной к закрытой двери в ванной и, стиснув зубы, беззвучно заплакала, съезжая по рефренной поверхности двери вниз. Это усилило ее дрожь. Страх. Паника.

Любовь все-таки смогла, дотянувшись трясущейся рукой, включить воду. Паром откликнулся горячий душ.

«Он вернулся за мной… Это все откровения Василию. И Василия со мной же. Помоги мне, боже!»

Она отшатнулась от двери, подымаясь, – та обожгла ей спину. Замерев от страха и повернувшись к «пылающей» поверхности двери, она смотрела на нее, боясь прикоснуться. Внутренне понимая, чувствуя, что за дверью стоит Он, то существо, то чудовище, что когда-то безвозвратно забрало ее родителей.

Любовь отшатнулась от зеркала с замершим в груди сердцем, едва повернувшись к отражению. Там был он. Только секунду, только мгновенье, за ее спиной. Не в том виде, в котором пожаловал к ней. А как пугающий размытый образ в цифре на фото с Василием. Оглянувшись, она не обнаружила никого. В отражении тоже. Только ее испуганное бледное лицо с широко раскрытыми глазами.

«Не покажи ему своего страха… Соберись, только в этом твое спасение!» – Она поискала на груди распятие святое, но вспомнила, вздохнув обреченно, что никогда его не носила. И крещеной даже не была!

Дрожащими руками Любовь накидала легкий макияж. Выключив воду, еще посидела пять минут, собираясь с силами. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, открыла дверь, перед этим осторожно трогая ручку боясь обжечься.

Незваный гость уже покопался в ее фонотеке и баре. Звучал давно ушедший в суициде Kurt Cobain. Вино плескалось в прозрачности бокала, а гость в манере сомелье дегустировал его.

– Чем обязана? – Любовь попыталась улыбнуться и не шататься при ходьбе.

– Вашим не в меру неуместным любопытством… – Он, отпив маленький глоток, поморщившись, отставил в сторону бокал. – Смотрите-ка, как любопытство созвучно с вашим именем и чувством, что люди бездумно в ранг особый возвели… Как будто любовь и любопытство – одно и то же. Не разделяете моего субъективного?..

– Если вы за этим только, – Любовь, глядя пристально в его горящие разноцветным огнем глаза, все-таки шатаясь, подошла к столу и налила себе в бокал вино кровавого цвета, – то можно было и не утруждаться подъемом по лестнице, я могла бы выслушать подобное с балкона.

Отвернувшись к двери балкона, гость вздохнул разочарованно.

– Тогда… – Когда он повернулся, его синий глаз потемнел до черноты, а зеленый пылал ненавистью не только к Любови, а ко всему живому на земле, – это было бы похоже, скорей, на серенаду…

– Отлично, мне никогда не доводилось… – Она предательски стукнула дрожащим бокалом в руке о зубы. – Может, спуститесь?..

– Это уже безвозвратно устарело… – он перебил ее и внезапно рассмеялся, а Любовь увидела вытатуированные шестерки на его зубах. – А вы похожи на свою мать! Та ещё чертовка…

– Из ваших уст звучит как комплимент. – Она понимала, что за сущность перед ней. – И я вообще-то ее дочь и априори похожа на неё, но я спрошу, так как, может, многого не знаю: чем же так похожа?

Любовь трясло, и это не укрылось от сидящего напротив, от него вообще невозможно было что-либо скрыть, как, впрочем, и он не скрывал этой своей особенности. Ей ужасно хотелось сесть – ноги подкашивались, но она пыталась до конца проявить демонстративную стойкость.

– Этим необоснованным и никчемным протестом… – Он улыбнулся, глядя на дрожащую коленную чашечку Любови, – таким обреченным действием – утопия…

– Но это же лучше, чем пресмыкаться, стоя на коленях. – Любовь революционеркой, словно перед казнью, гордо подняла голову.

– Вы сейчас о своем отце?

Любовь зарделась во вспышке гнева.

– Поясни!

– Ну… – Он улыбнулся, снова «зажигая» синее «пламя» второго глаза, – он просил и умолял… некрасиво как-то даже. А вот мать ваша держалась стойко, вполне достойно.

– Он умолял за себя?! – сквозь зубы процедила Любовь.

– Нет, но разве в этом суть?

– В этом! И только в этом. – Она поставила бокал, ощутив, как хмель обуял ее. – Я повторю вопрос! Зачем вы здесь?

– За вами!

– Забирайте! – Она налила себе еще бокал и осушила его залпом. – Только не ждите, я вряд ли буду пресмыкаться и молить…

Любовь дрожащей рукой достала сигареты, но не смогла высечь огонь из зажигалки. Она ее трясла, чиркая снова и снова, – безрезультатно. Внезапно сигарета в другой ее руке задымилась.

– Не благодарите… – Гость открытой ладонью подтвердил отказ. – Я этого и не жду от вас. Тем более и вам понятно, что мольбы и слезы перед финалом бесполезны. Но мне нужна не ваша банальная смерть. Необходимы вы живая, как существо – как человек.

– Зачем?

– Василий всё вам рассказал… – Он вздохнул, скорбно улыбаясь. – И вы, и я об этом знаем.

– Допустим. – Горечью табака першило в ее горле.