Григорий Печорин - Девочка с крыльями

Помнишь детство своё? Помнишь мир, ушедший безвозвратно с годами?

Маленький домик в окружении цветущих яблонь. Старый, бревенчатый, вросший в землю по самые окна, удивительно светлый и уютный. Резное крыльцо спряталось под нависающими ветвями сирени. Где-то в саду щебечет тихонько песню свою невидимая пташка. Аромат цветов кружит голову. Здесь кажется – мира вне сада нет и сам сад есть весь мир…

– Я рада тебе.

Голос Агаты слышится сердцем. Вот и она, выплыла из океана зелени вокруг. Улыбка на лице, в глазах тепло и радость. От того, что появился он.

«Привет». Олег протянул Агате коробку конфет и неожиданно для себя покраснел. Она же, видя его смущение, рассмеялась – заразительно, легко – и взмахнула тонкой рукой: «проходи».

Потом были чай с ароматом ромашек за плетеным столиком в глубине сада, восхитительные булочки, те самые конфеты и приятный разговор о мелочах. И молчание – красноречивей многих и многих слов.

– У нас у всех такие.

Он не понял сразу, отставил в сторону чашку, сделал изумленный вид.

– Ты ведь про глаза спросить хочешь. В семье это наследственное, по женской линии. И нам с сестрой досталось.

Лучик солнца коснулся фарфоровых чашек, поиграл, бликуя, с напитком и исчез. Олег подумал, неужто мысли читает хозяйка? Вслух же спросил:

– У тебя есть сестра?

– Есть. Мы близняшки. – сказала Агата. – И живём здесь вдвоём.

– А мать?

– Мама… Она умерла в прошлом году.

– Извини, не знал.

– Зачем извиняться? Откуда тебе знать.

Он пожал плечами. Все верно, но ведь принято. И ещё говорят, он слышал, ну… если у человека такие глаза, то он, она…

– Мама была ведьма.

– Ведьма?!

– Ну да, а что? В нашем роду передается, от мам к дочкам, вместе с глазами.

– А если сын?

– Мальчики у нас не рождаются…

Олег качнул головой недоверчиво. Странная до чего девчонка!

– Значит, ты тоже ведьма? И палочка есть волшебная? Наколдуй тогда что-нибудь или не знаю, полетай хотя бы.

Он сообразил, что глупость сморозил и закашлялся смущённо. Агата встала со старого скрипучего кресла-качалки, обошла Олега, слегка приобняла за плечи.

– Ох и глупые вы, мужчинки. Волшебными палочками только в сказках машут. Да и нужно ли тебе такое, а?

Наклонившись, она вкрадчиво шепнула ему в ухо:

– Я, Олежка, не фокусница развлекать тебя. А полетаем мы вместе, потом.

Потрепав его шевелюру ладошкой, она упорхнула обратно, в своё кресло-качалку. И столько сладости было в её «полетаем вместе», что его, молодого, с горячей, кипящей от переполняющих сил кровью, взбудоражило до невозможности, как никогда ранее в жизни.

Они ещё долго пили чай, болтали о всякой ерунде, вспоминать которую и смысла-то нет. Важней иное: чай не остывал, булочки не кончались и день прошёл спокойно и незаметно, как сладкий сон, сменившись густой вечерней темнотой. В траве запели букашки, а над крыльцом зажглась сама собою большая лампа под жестяным абажуром. Хотелось одного – чтобы вечно длился тот вечер.

Когда же наконец Олег попрощался и пошёл по тропинке, то, пройдя несколько шагов не выдержал, обернулся не в силах совладать с желанием вновь увидеть ведьму с разноцветными глазами. Агата стояла на границе ночного мрака и света лампы; виднелся лишь тонкий её силуэт.

– Милый, – тихо позвала она из непроницаемой тени. – Приходи снова.

Он кивнул нерешительно, потом опять, уже уверенно, за себя зная, придёт, и понял: происходящее сейчас и есть настоящее, истинное колдовство. Голосом да взглядом, которые чувствуешь кожей, привязала она его к себе крепче любого зелья.

Он вышел на улицу, аккуратно прикрыл ветхую калитку, подумав, что неплохо бы смазать на ней петли.

– Может и починишь потом, когда вернешься…

Олега чуть не подкинуло от неожиданности, а девчонку, угадавшую эти мысли, такая реакция явно позабавила. Откуда она появилась, Олег так и не понял. Зато рассмотрел, несмотря на темноту, насколько похожа она на Агату. До крайности похожа, только волосы чёрные, очень длинные, волнами стекающие на хрупкие плечи и спину.

Он не сразу догадался, что перед ним сестра, о которой говорила Агата. Ну, а та, проходя мимо, тряхнула головой и несколько прядей волос её, пахнущих пряным, манящим, задели ему лицо. И сразу женский смех – звон хрустального колокольчика…

Одно наваждение сменилось другим.

Тихонько скрипнули несмазанные петли.

Где-то высоко, над серебристыми облаками и ещё дальше, выше чем способен представить себе человеческий разум, обитает Судьба. Она плетет свои нити, нанизывая на них бусины людской участи, каждому свою. Судьба смотрит мудрым и безжалостным оком, не запутались ли люди в бесконечности окружающих их нитей. Она следит за тем, не перескочили ли смертные на другие, чужые и чуждые им нити-пути, и насколько достойны тех, по которым ступают сейчас. Любопытно Судьбе, как человек пойдёт по уготованной дороге, как примет её волю.

Будущее не есть цель, важен сам путь и оттого Судьба, вплетая нас в свою бесконечную вязь, видит именно его, смотрит лишь, на своём ли мы и каковы мы на нём. Ну а мы, недалёкие, идём, ползём уперевшись глазами в прах, из которого вышли и ищем в нём истину, забывая о том, что правда в небесах и нет с нас иного спроса чем тот, как мы шли, достойно ли жили, поняли или нет, ради чего нам дано найти и пройти свою дорогу.

Отцу, в чьей жизни не осталось никого, кроме дочери и ничего, кроме немногих тех дней, в какие будет позволено биться его уставшему сердцу, пришла пора поднять голову к небу.

В молодые годы он изредка, забавы ради, размышлял, а каково это – дожить до минуты, когда придёт осознание, что часы твои сосчитаны и подходят к концу. Забава от мыслей тех скоро превращалась в печаль и он гнал её прочь, продолжая просто жить. Теперь эта минута настала и понял отец, печаль была не напрасна, нить судьбы его скоро прервётся, улетит в неизвестность заветная бусина. Страх грядущей неизбежности сковал его, свернул душу в дугу и пересилил другой страх, гораздо более старый, а потому основательно уже подзабытый.

Из тоскливых раздумий вывел звонок. Приехала. Он открыл дверь, впуская в квартиру гостью.

– Привет. Извини, если отвлек тебя и спасибо, что ты здесь. Добралась хорошо?

Он помог занести дорожную сумку, повесил на плечики невесомую норковую шубу.

– Привет. Ничего, все нормально, мне не сложно.

– Пойдём на кухню, я приготовил чай.

Отец разлил горячий напиток по белым фарфоровым чашкам и вновь квартиру наполнил аромат позабытого лета.

– М-м-м, словно в добрые наши денёчки, – посмаковала гостья, – сестра научила?

Отец смотрел, как она пьет мелкими глотками и вспоминал ту, чья нить жизни давно прервалась и о которой до сих пор все его мысли.