Владимир Кантур - Странные куклы

– Странный случай был. Человек убегал от милиционера, а ящик с куклами за лотком на площади оставил. Чтобы ящик не пропал, я написал свой адрес лоточнице и этот ящик взял домой. Евдокия покивала.

– Куклы нашли хозяина.

Мля, что за хрень!? Что я делаю в этой дыре вместе с этой куклой?

– Да, успокойся ты – никто не умер. Такое бывает.

Я, и, правда, почти успокоился.

– Понимаешь, может, ты читал или слышал, что существует передача способностей.

Конечно, я читал фэнтези о передаче магических предметов. Но, то развлекуха, а тут – жизнь. Одно дело, когда я командую ситуацией, а другое – когда я подопытный кролик. За меня всё уже решили. Я влип во что-то непоправимо-глобальное. Пока это у меня проносилось в голове, Евдокия начала объяснять.

– Вот, тебя в семье воспитывали. Учили отношениям, давали навыки. Чему тебя учили, коротко говоря? Видеть жизнь определённым образом. Понятно?

Она помолчала, чтобы я это успел понять. Как раз это я успешно понял сам из-за кукол.

– В и дение, которому тебя учили, не совсем полное. В мире больше связей, чем мы привыкли думать.

Это я тоже увидел. С появлением кукол у меня возник сценарий, и пока он неукоснительно выполнялся, хотя, если посмотреть здраво, всё в этой истории шито белыми нитками. Одно несовпадение – и мой план оказался бы очередной подростковой иллюзией.

– Пока, всё, что вы говорите, я уже знаю – сказал я, чтобы не потерять лицо.

– Ну, вот и хорошо. В такие куклы – она кивнула на свою – раньше играли дети. Лица изготавливать было запрещено: боялись, что в куклу может войти чья-то душа. Для детей мир шире, чем для взрослых, и они могли через куклы разговаривать с миром, не ограничивая себя ничем. Лица не было, и можно было придумывать про куклу любую историю по необходимости. Кукла, ведь, часть внешнего мира, и, обращаясь к кукле, ребёнок обращался к нужной ему стороне мира.

– Это уже магия какая-то.

– А что не магия? Когда тебя научили воспринимать широкий мир зауженным способом, это разве не магия? Всё общество целиком проделало с тобой такие манипуляции, от которых ты перестал видеть очевидные для любого зверя или растения вещи.

Она хотела ещё что-то добавить, но промолчала. Я тоже молчал, осознавая себя в настоящей сказке. Вновь пришло состояние тишины, но теперь к нему добавлялись произрастающие из этой тишины узоры новых связей. Эти стебли-лианы связали всё со всем в один живой клубок. Этот клубок был беспредельным. Лианы-узоры, как на росписях. Травница. Она передавала силу умного мира растений глупым людям. Пыталась лечить от глупостей.

– Я из-за кукол к вам приехал.

– Знаю.

– Вы не поняли. Я хочу себе сделать место работы. Куклы в этом участвовали.

– Пока, не понял ты – сказала она мягко. Куклы не смогли бы тебя привести сюда, если бы ты не придумал новую работу. Поэтому ты её придумал.

Я вспомнил свой лёгкий поклон куклам.

Когда я уходил, Евдокия дала номер своего телефона и сказала, что в нашем городе живёт один интересный человек. Назвала его имя и адрес. Посоветовала к нему обратиться по поводу кукол, чтобы не было неожиданностей. Помня свои тяжёлые сны, я поблагодарил её за помощь, и сказал, что встречусь.

На обратном пути я, как и хотел, съехал с моста и немного проехал вдоль реки по тропинке. Разделся полностью вместе с трусами, искупался и лёг на траву обсыхать. Вода смыла остроту недавних впечатлений, и обнажила прозрачное понимание нераздельности всего. Оказалось, что это и есть свобода. Что только ощущение своей отдельности ото всего создаёт иллюзию выбора, а с ней и метания по выгадыванию лучшего, которое держит человека в зависимости от самого этого выгадывания. Во всеобщей связанности, кем бы ты ни был, и чем бы ни занимался, ты всё равно держишь в руках весь мир, и только твоё непонимание надуманности границ мешает перейти из одной роли в другую. В этом смысле, куклы являются прибором, регулирующим отношения: насильно, или по доброй воле, ты играешь свою партию в оркестре связей, и это общее звучание льётся рекой времени в неопределённость будущего.

13

Войдя в свою комнату, я тут же включил комп. Пока он настраивался, сходил на кухню, положил себе еды, вернулся с тарелкой к монитору и включил свою почту. Ответ от Глеба Олеговича уже был. Сердце забилось чаще. Открыл ответ. Моё предложение было принято. Мне предлагалось стать менеджером по закупкам, и обсудить условия работы. Это требовало от меня однозначного решения, а я боялся за свою шкуру. Говоря понятнее, за своё жизнеобеспечение. Предложение новой работы означало для меня автоматическое увольнение со старой. Я никак не мог совместить их обе. Увольнение посередине рабочего цикла означало увольнение навсегда. Никто не будет иметь дело с человеком, который исчезает в разгар сезона. Понятно, что есть возможность уехать в какой-нибудь центр, жить в общаге и ненормированно пахать за это проживание. Можно, конечно потом с кем-нибудь договориться и снять комнату, но от этого пахоты не убавится. И проживу я жизнь своего отца, отщёлкивая годы. Если бы не перестройка и не моё рождение, то он бы тоже мог кем-то стать. В больших городах с этим проще.

В ответе Глебу Олеговичу я написал, что мне хотелось бы в общих чертах понимать ориентировочные суммы моей зарплаты, так как мной будут задействованы, в основном, те же люди, которые являются сейчас сборщиками ягод и грибов. Мне придётся их перекупать на новое для них дело, и закупщики со старого места работы будут так же обращаться к моим поставщикам, что осложнит дело. Я, так же, попросил выслать фотографии нужных растений с их названиями, чтобы проконсультироваться со специалистом о территории их произрастания в нашей местности, так как, возможно, тогда я смогу расширить области сбора и уйти от конфликта с конкурентами.

«Интересный человек» Евдокии приобретал для меня всё большую значимость. Я, не то, чтобы, не доверял куклам, просто, сейчас мой страх был больше доверия. «Интересного человека» звали Платон Игнатьевич. Спасибо, что не Архимед. Жил он в частном секторе нашего города. Когда-то наш городок был весь деревянным, кроме купеческого центра, и в послереволюционные годы стал быстро расстраиваться в связи с добычей бурого угля. Теперь этот уголь никому не нужен, но сталинские дома и хрущёвки были уже построены, а пригород так и остался нетронутым. Пока этот Глеб ответит, мне бы хотелось посетить загадочного дядю. Об основном моём плане, как я увидел по Евдокии, меня никто спрашивать не собирался, а эта частная история с моим решением, возможно, и разрулится с его дельным советом.

Князь Петр Иванович и его адъютанты с тревогой посматривали в сторону Тильзита, откуда еще слышалась ружейная пальба: успеют ли казаки прикрытия оторваться от преследования и проскочить мост, который по приказу должен быть предан огню?..