NAO Annette - Морское дыхание

Мадди немного отошла назад и села на прогнивший пол, смотря сквозь разбитые стёкла переборки вверх, согнув ноги в коленях, скрестив легонько пальцы рук и выставила их вперёд, положив плечи на чашечки. Хвост опустился ровно вниз. Энни подошла к ней и неуклюже села рядом, в пол-оборота, опершись на руку.

– Знаешь, – начала Маддалена, – я была уверена, что умру, когда опускалась на дно. Я была уверена, что умру, когда увидела этот корабль, и была уверена, что умру, когда забиралась в него. Я смирилась. Но только с одним мириться я не хотела – я не хотела умирать вот так, на морском дне на корм рыбам! Я хотела, как человек, умереть в творении человека, и, увидя корабль, я обрадовалась. Радость со смирением смерти… Всё, чего я хотела, так это умереть тут, на капитанском мостике, здесь, где стоял капитан, у штурвала… Это было моим последним желанием… Энни, прошу… если я умру раньше тебя, я прошу… принеси меня сюда, чтобы моё последнее желание исполнилось.

Энн промолчала. Не надо слов, чтобы понять, что она, поникнув, согласилась. Они долго молча сидели, обнятые сжимающей лёгкие водой, и смотрели вверх – в синеву далёкой поверхности, и словно чувствовали, как кипела тут жизнь, как отдавались приказы, нажимались кнопки и шелестели карты.

Вскоре они разошлись по своим каютам. Каждый занимался своими делами. Мадди тщательно готовила ужин, аккуратно вынимая каждую косточку из солёных кусочков, потом «сметала» пыль, и даже подмела пол. Энни искала способ сходить в туалет. В итоге она сняла с себя всю одежду, зашла в душевую кабину, справила нужду, включила кран в ней, вышла и закрыла её снаружи, чтобы в ней циркулировал поток воды. Стоя в ванной она помылась, потом вышла, еле-еле натянула на себя сырую одежду и отправилась на поиски какой-нибудь бутылки, и нашла целую бутылку с ржавой крышкой из-под какого-то алкогольного напитка в шкафу открытой каюты второго класса, помыла и набрала в неё холодной пресной воды из-под крана. Затем она поужинала у Мадди и снова пошла к себе. За этой мелкой суетой и пролетел этот день.

«Нет! Только не рыба!» – думала Энни в полудрёме. Отвратительно, конечно, но с голоду всё что угодно сойдёт. Она тяжело проснулась, открыла глаза, скучающе оглянула комнату. «Роскошная, конечно, но уж лучше моя маленькая комната дома. Дома… Я больше никогда не вернусь туда… Интересно, меня уже объявили погибшей? Или ведут поиски?.. Конечно, объявили… Первый день – я очнулась и расхаживала тут, второй день – ходили наверх, третий день – сегодня. Интересно, меня сегодня похоронят… родители… или завтра?»

Энни села на кровати и уткнула лицо в ладони. Плакать под водой невозможно… «Надо что-то делать, лишь бы не сидеть так. Надо о чём-то думать, размышлять, бродить, занять себя чем-нибудь, чтобы эти мысли не разъедали мне голову. Только чем? Всю палубу обрыскали – двери заперты. И капитанский мостик тоже. Палуба ниже?» Энни почувствовала трепет, отодвинула ладони от глаз и уставилась вдаль через них, размышляя. «А что ещё делать?»

Она попила воды из-под крана, умылась, справила нужду в душевой кабине, негодуя по поводу того, как долго после этого нужно одеваться, расчесала волосы, взяла бутылку с водой, ржавый нож и вышла из каюты, неслышно закрыв её. Подойдя к лестнице, она посмотрела в эту вязкую темноту, вздохнула и пошла вниз, держа бутылку за горлышко в правой ведущей руке, а нож в левой, словно ей в голову и не приходила мысль, что ей понадобится обороняться.

Не дойдя до конца лестницы, она поняла, что не видит ни зги, и её глаза должны привыкнуть к темноте. Она села на ступени и поставила бутылку возле себя, всё ещё держа нож в руках.

«Чем сейчас занимаются мои родители? Насколько им тяжело? А сестрёнка? Сестрёнка… Господи, как хорошо, что у меня есть сестра! Как хорошо, что мои родители не останутся в одиночестве… Умереть в 22 года, кто ж знал… Так, я ещё не умерла! Не умерла!» – Энни сжала нож. «Это чудо, что я здесь, и вполне здорова. Сколько времени мы ещё сможем продержаться здесь? Сколько времени продержится корабль?» – Энни сидела в раздумьях, подкидывая в воде нож на ладони. Темнота гладила её по лицу, поднимая маленькие прозрачные волосы. «Ни мужчины, ни детей… Но это хорошо! Хорошо… Чем меньше потревоженных сердец, тем лучше… А у Маддалены как? Я не одна. О Господи, прости меня за эгоистичные слова… слова, что я скажу сейчас, но, Господи, я так рада, что я не одна… Она не должна была прыгать за мной! Кто я ей? Спутник смерти».

Энни тяжело вздохнула и поднялась, опираясь на колени, будто весило сто тонн её худое тело. Она спустилась со ступеней и оглянулась: стен не было видно. Каким-то тайным чувством Энн понимала, что находится в очень большом помещении. Оно напоминало спортзал, где хотелось разбежаться и прыгать, прыгать, однако тьма не давала понять, где именно находилась она. «Ты ещё попрыгаешь, Энни», – пришла в голову абсурдная мысль, словно чужая. Энни почувствовала холод – видимо, отопление, как и свет, на этой палубе не включилось. Энни подняла бутылку и пошла сквозь темноту, с каждым шагом видя лучше на шаг вперёд. В голове звучала успокаивающая мелодия, которую часто играла сестра на фортепьяно. Девушка не знала, в каком направлении она идёт. Наконец она упёрлась в пустую стену. Энни потрогала её и почувствовала, что она очень гладкая, как стекло или лакированная поверхность. Рыжая посмотрела по сторонам, и справа на стене разглядела темный участок. «Дверной проём». Она направилась к нему, словно в детстве, когда играла с ребятами в подвалах, и страх прошёл. Она нащупала дверь, повернула дверную ручку – открыто. Руку с ножом просунула «куда-то туда», пару минут рыскала по стене и, когда наконец она нашла выключатель, голос сзади ворвался водным эхом в помещение, далёкий голос, заглушаемый водой и каким-то лёгким шумом, еле улавливаемым ушами рыжей: «Энни, ты играешь в прятки без меня?» Пауза. Щелчок. Комнату и помещение, теперь бывшее позади от Энни, в момент озарил свет, неприятный, словно кто-то в 3 часа ночи хотел тебя разбудить. «В зале включился автоматически?» – подумала рыжая. Она, щурясь, оглянулась и увидела стоящую на ступенях лестницы Мадди, перегнувшуюся через неё и опёршуюся предплечьями на перила. Её ладони спокойно сжимали друг друга, её ноги были перекрещены, лицо было одновременно обиженным и заинтригованным, а черные глаза поблёскивали в ярком свете. Она спустилась.