Олег Колмаков - Гарем ундер-лейтенанта Говорова

– Если ты любишь, тогда ты должна… В общем, помоги мне испытать то, что ты сама только что пережила. Герман, конечно же, намекал на соитие. Однако результат его просьбы, превзошёл самые смелые ожидания.

– По-настоящему любящая девушка, без каких либо проблем может это сделать для своего парня… – в знак согласия кивнула головой Ванесса. – …В том нет ничего предосудительного или постыдного. Я лишь опасаюсь, что у меня что-то вдруг не получится.

Покорно опустившись на колени, дама взяла в руку мужское достоинство. Тут-то и случилось абсолютно непредвиденное. Ванесса вдруг приблизила к Говорову-младшему своим жаркие губки. Говоров смотрел на это действо словно заворожённый не в силах не пошевелиться, не что-либо сказать. Сейчас он лишь испытывал невыносимое возбуждение.

«Повествуя о блудницах из европейских борделей, кажется, именно об этом и говорили Лазарев с Демидовым…» – припомнил вдруг Герман.

Почувствовав на головке своего члена влажный язычок и то, как барышня робко начала им ласкать детородный орган, время от времени покрывая его поцелуями сверху донизу, Герман запрокинул голову и застонал. Ему оставалось лишь положить свою ладонь на затылок барышни, дабы задать необходимый ритм её движениям. А впрочем, в том не было особой нужды. Скорее всего, на уровни некой интуиции, нежели на каком-то былом опыте, девушка прекрасно осознавала, что ей необходимо сейчас делать, потому и разрядка наступила довольно-таки скоро…

С самого утра Говоров убрал карту «тройку червей» с изображением Лауры, обратно в колоду. Её место на каютном столике заняла ныне «тройка пик». Данную рокировку Герман объяснял себя тем, что в отличие от Лауры, крутившей офицером, как ей вздумается, Ванесса готова была исполнить любой его каприз. Последнее, было для офицера гораздо упоительней.

– Говоров, ты мне вот, что скажи… – к Герману обратился лейтенант Аничков. – …Что, чёрт побери, происходит по ночам в твоей каюте?

Совсем недавно в кают-компании закончилось собрание офицеров. Большинство офицеров уже разошлись по своим делам. В помещении осталось лишь несколько человек.

– Во-во, и я собирался о том спросить… – поддержал Аничкова, Демидов. – …Помниться, данная тема, ранее уже поднималась.

– Господа, вы о чём? – в удивлении развёл руки Говоров.

– Из твоей каюты постоянно доносятся какие-то подозрительные стуки, крики, визги… – попытался уточнить Аничков.

– Причём, те самые визги, как будто бы, были женскими… – с некоторой ехидцей в голосе, дополнил Глеб. – …В детстве, я слышал легенды о вурдалаках, которые по ночам перевоплощаются в кровопивцев и убивают своих соседей. Быть может, и ты, Герман, переодеваешься по ночам в женские платья, после чего и орёшь дурниной разными голосами.

Говоров тотчас схватился за шпагу, посчитав слова Демидова личным оскорблением.

– Ах, ты, поскудник!.. – Герман незамедлительно ринулся на своего обидчика.

Однако путь ему преградил всё тот же Аничков, вставший между ундер-лейтенантом и констапелем.

– Господа, прекратите. Иначе, я буду вынужден обо всём доложить капитану.

Шпага была вновь возвращена в ножны. Офицеры разошлись, проводив друг друга суровым взглядом.

Элеонора.

Она была чуть старше двадцати лет. Светловолосая полька (по крайней мере, именно о данной национальности девушка обмолвилась во время знакомства с Говоровым). Вполне ладная и складная. При этом прекрасно знала, что от неё требуется. Правда, Германа несколько озадачила одна из фраз гостьи, брошенной как бы мимоходом. В тот самый момент, когда молодые люди уже оказались в объятиях друг друга, Элеонора вдруг заявила о том, что она всерьёз желает стать настоящей шлюхой.

– То есть, ты собираешься работать в борделе? – уточнил офицер.

– Нет-нет. Речь вовсе не идёт о грязной профессии, о каких-то панелях, домах терпимости и тому подобном. Я лишь собираюсь овладеть искусством, завоёвывать мужчину через постель.

– И что ж тебе в этом мешает?

– Опыт. У меня он слишком мал… – абсолютно спокойно, будто бы разговор шёл о чём-то вполне обыденном, ответила Элеонора. – …Честно признаться, ты у меня, всего лишь третий мужчина. Меж тем, я уже успела войти во вкус и кое в чём поднатореть.

Что же касаемо нашей нынешней встречи, то ты вполне симпатичный молодой человек. К тому же смотришь на меня голодным взглядом. Так почему бы мне не расширить свой арсенал познаний уже с тобой? Тем более что и прибыла я к тебе, как последняя шалава, готовая исполнить практически любое твоё желание.

От этих слов, в паху Говорова наметилось кое-какое оживление. Очевидно, заметив данные перемены, Элеонора присела на колени Германа. Офицер предпочёл полностью отдать инициативу партнёрши. Ведь это она, а не он, собирается стать изысканной и неповторимой развратницей. Так пускай тренируется, набирается необходимого опыта.

Практически без паузы, дама принялась тереться своими мягкими половинками о его «дружка». Ещё сильнее она возбудилась, когда руки ундер-лейтенанта обхватили её за талию. Теперь это уже начало напоминать некий интим. Дама всё плотнее и плотней прижималась к офицеру, в то время как его руки держали барышню за бёдра, чётко фиксируя её положение. Поддавшись своим фантазиям, Говоров чуть наклонил Элеонору вперёд.

– Быть может, мы перейдём к чему-то более серьёзному? – поинтересовался Герман.

– Я только «за», – ответила девушка.

Запустив руку между своих ног, дама нащупала детородный орган офицера и тотчас погрузила его в нечто нежное и обволакивающее.

Поёрзав не более минуты, Элеонора соскользнула с колен хозяина каюты. Взяв вертикально-стоявшее мужское достоинство в свои ладошки, дама облизнула свои губки и скоренько наклонилась, дабы принять в свой ротик вздыбленное мужское естество. Тут-то и испытал Говоров если не боль, то уж точно, весьма неприятные ощущения. Офицер так и не понял, то ли девушка чрезвычайно грубо обошлась с Говоровым-младшим, то ли она его вовсе прикусила…

Забегая вперёд, следует сказать о том, что если бы Говоров был в тот вечер экзаменатором Элеоноры по части её интимных способностей, то наверняка он оценил бы их весьма и весьма низко, на уровне начальной школы. О каких-либо «университетах», «магистратах» и тому подобному не могло быть и речи.

«Уж, коль барышня всерьёз собралась освоить науку обольщения и соблазнения, то ей, действительно, ещё учиться и учиться… – наблюдая за неуклюжестью, прямолинейностью и откровенной развязностью дамы, размышлял про себя Герман. – …Лично я, вовсе не удовлетворён нынешним интимом. Вполне возможно, по-настоящему познать вышеозначенные науки Элеоноре вовсе не удастся, невзирая на все её старания. Ведь у неё нет элементарного чутья, если хотите: интуиции. Она вовсе не понимает, что ей необходимо сделать в то или иное мгновение. Где её следует проявить инициативу, а в каком случае необходимо остаться пассивной. Когда Элеонора должна была напрячься, и в какой момент расслабиться. При этом она и сама, похоже, вовсе не в состоянии пережить наивысшее наслаждение…»