Александра Васильева - Глазами маски

Море плавится от собственной нежности под строгим взором рассветного часа.

Воздух задумчив, будто философ перед решением сложной задачи человечества. Ранние лучи грейпфрутового солнца едва согревают влажный песок, на котором отчетливо видна вереница чьих-то одиноких следов. Но куда же они ведут? Пройдемте по звеньям их стройной цепочки. Через какое-то время мы заметим удаляющийся силуэт в легкой пене белой одежды, что шевелится от морского дыхания, играя причудливыми полутенями. Свобода движений, изысканность линий, молодое лицо, добрый взгляд перламутровых глаз. Кто это?

Прибрежные зонтики с вечно перегретыми цветными головами, пластиковые лежаки, созданные выносить любой вес горизонтально отдыхающих, пестрые камешки в переливах прозрачной воды, которые выглядят как настоящие драгоценные породы – все это принадлежащее пляжу пестрое общество молчит, ожидая нового дня.

День во владениях отеля начался довольно обыкновенно: с завтрака. Разноголосые постояльцы еще стекались в ресторан, но их поток заметно редел. Ежедневная церемония во имя существования была в самом разгаре, когда в просторную залу, переполненную шумными лицами и аппетитными ароматами, вошли двое.

– Смотри-ка, еще семи нет, а все уже на местах, – громко произнес невысокий юноша, волосы которого отливали золотом. Он шел, не торопясь, оценивающе смотря перед собой. Одетый модно, богато и с большим вкусом, он словно перепутал по рассеянности обыкновенный завтрак в отеле и шикарную вечеринку звездной молодежи. – Странно. – В его ярко-синих глазах показалось удивление.

– Семи? – контрастно, шепотом переспросил его спутник. На голову выше приятеля, худой, кареглазый, с усталой улыбкой на бледном лице, он походил на его тень, причудливо удлиненную.

– Вон там – свободные места, – опять нарочито громко выкрикнул золотоволосый. – Вон там, в центре. Составим компанию старичку?

– Пожалуй, – согласился кареглазый. – Сперва только возьмем завтрак. – По всей видимости, его совершенно не смущали вызывающе громкие выпады приятеля.

Они взяли по подносу с завтраком и направились к столику, за которым сидел пожилой человек, аристократически помешивая ложечкой чай. Казалось, он не обращал на происходящее вокруг ровно никакого внимания. Этот круговой звук чайной ложечки о края чашки заполнил на мгновение все пространство столового зала, совершенно вытеснив из него другие звуки. Он повис в воздухе, заглянул в окна, пробежался по крахмальным скатертям, приборам, даже – по лицам посетителей – и исчез, растворился. Разноголосый шум вновь ворвался на свою территорию, раскрасив картину прежним звучанием.

Долго кружа между столиками, приятели наконец сели, составив компанию почтенному джентльмену с длинными седыми волосами, затянутыми в пучок.

– У-у-ф… – протянул золотоволосый юноша и бесцеремонно уставился на соседа по столику.

– Доброе утро, – поздоровался его приятель и тихо, как и следует тени, сел напротив.

Сосед по столику согласно кивнул. Не отрываясь от утреннего чая, он обвел молодых людей долгим внимательным взглядом и улыбнулся.

– Слишком шумно для раннего утра. – Золотоволосый огляделся. – Ты не находишь?

– У тебя часы стоят со вчерашнего дня. Неужели ты думаешь, Мони, что сейчас семь?

– О-о… Переведу, – отрезал тот, брезгливо рассматривая разнообразные составляющие завтрака.

– Знаешь… – Его приятель замялся, – этот курорт… – Он пододвинул к себе поднос и принялся есть.

– Ну же, Прокл, скажи.

– Слишком уж…

– Слишком уж как? Примитивно? – подсказал золотоволосый Мони. – И что же тебя не устраивает? Сам говорил: «Не хочу роскоши, никакого эксклюзива, давай ближе к народу». – Он с талантом комедианта передразнил просьбу друга.

– Да ты не обижайся, не нравится мне все это…

– Не удивительно: местечко-то – не из звездных, так себе… – перебил Мони. Он сделал несколько глотков из бокала и скривился. – Вот-вот… – Откуда вино?

– Бар работает круглосуточно, Прокл. – Невозмутимо ответил Мони. – Вот за что тебя люблю, правдой друга не обделишь, но ведь смысла не откроешь, а зачем мне вся эта правда без смысла? Скажи, что тебя беспокоит на самом деле?

Его собеседник задумался:

– Тебе когда-нибудь доводилось быть в черном тоннеле и видеть свет?

– Вот оно как… Меланхолик несчастный, я еще жив и умирать не собираюсь!

– Да ты не понял, я говорю не о смерти. Представь, что этот свет – это все, что у тебя сейчас есть, и…

– Слушай, у меня есть счета в крупнейших банках мира, несколько вилл на островах, квартиры в престижных районах, но света в конце тоннелей не припомню… – Мони набрал в грудь воздуха и продолжил:

– Меня ожидает с десяток выгодных партий, одна другой прелестней, а я провожу время с тобой на курортишке чуть выше среднего, выслушивая бредни о каком-то фонаре в подворотне. Очнись, Прокл!

Прокл смотрел перед собой невидящими глазами:

– …А вокруг грязь и разбитые бокалы некогда дорогого красного вина, эдакое месиво…

– Ого! Пойти павлина общипать тебе для перьев? Умные мысли надо записывать! Да, с такими симптомами ты вряд ли когда-нибудь на нее глаза-то поднимешь… – Ты о чем?

– Или о ком? Не умеешь ты врать. И курорт тебе нравится, и от моря ты в восторге: вот скажи, бывал ли ты хотя бы раз до этого на море? Да без меня ты на свою стипендию дальше остановки своего дома никуда бы не уехал. Но не в этом суть, все дело в том, что ты упал в любовь, мой друг. Однако в силу своего книжного воспитания, которое уже переросло в психическое отклонение, ты, страшно боясь этого чувства, при падении свернул себе шею.

– О чем это ты, опомнись! – Молодой человек даже привстал от возмущения.

– Ну вот, началось. Сядь, Прокл, а то подумают.

– Что началось? – не унимался тот.

– Превращение тебя в нормального человека, поздравляю. Интересно, если гусеницы к концу лета превращаются в бабочек, то в кого превращаются книжные черви к концу летних курортов? Что с тобой будет? – Мони покачал головой.

Прокл сел на место:

– Ты очень проницателен, Мони… – начал было он, смягчившись, но, вдруг оборвав мирное вступление, строго произнес: – зачем тебе все это?

– Брось, Прокл, мы здесь еще два дня, можно было бы что-нибудь склеить, это же отдых, в конце концов! Скоро любимые стены института опять накинут на тебя цепи серьезной учебы…

– Склеить? А зачем? Да и как потом?..

– Ну… Не навсегда же…

– А что, если я хочу навсегда! – молодой человек выговорил это с такой горячностью, с такой душевной страстью, что сидящий с ними за одним столом осанистый старик как-то странно улыбнулся на его слова. Однако, увлеченные предметом обсуждения, приятели ничего не замечали. Они еще долго продолжали разговор, походивший скорее на спор, нежели на мирную беседу.