Крис Вормвуд - Холодный остров. Пропащий Джонни

Ночной супермаркет слабо светился грязно-желтым светом посреди чёрных трёхэтажных построек. За кассой стоял угрюмый прыщавый подросток в засаленном форменном жилете.

«Жалко его», – подумалось вдруг Марку, сам подрабатывал на каникулах в магазине, чтобы набрать денег на новую гитару. Но что поделаешь, жизнь зачастую несправедлива, иногда тебе нужно побыть тем самым неизбежным злом.

Йон остался отвлекать продавца у кассы, пока все втихаря наполняли карманы кожаных курток пивом, чипсами и сигаретами.

– Как дела, чувак? – спросил Йон, облокотясь на прилавок. Из всех четверых он был самым младшим и выглядел смешно и безобидно в огромной не по размеру жилетке и с длинной светлой чёлкой. Типичный школьник.

– Н-н-нормально, – ответил парень, слегка заикаясь.

– Скучно, наверное, стоять здесь ночью, когда все вокруг развлекаются вечером пятницы?

– Н-н-немного.

– Не мог бы ты продать мне пару бутылочек «Будвайзера»? – спросил Йон.

– П-п-покажите ваши права или паспорт.

– Ну тут такое дело, у меня нет прав, забыл дома.

– И-з-звините, но тогда я не могу.

Йон оглянулся на ребят, поджидавших его за дверьми магазина.

– Ну тогда ладно, – он развернулся и хотел было идти.

В дверь проснулась немытая голова Руха.

– Эй, ботан. Бросай работу и дуй к нам, – крикнул он продавцу.

Йон опешил, понимая, что план валится к чертям.

– Но моя смена заканчивается только через час, – ответил тот.

Но его глаза под стёклами очков наливались демоническим огоньком. Шанс затусить с «крутыми» ребятами, казался пусть и подозрительным, но весьма заманчивым для его безрадостной жизни.

Остальные тоже просунулись в магазин.

– Да, чел, работа для лохов! – вторил ему Марк.

Пацан немного помялся, затем скинул форменную жилетку и, перемахнув через стойку, устремился к пикапу.

– Пиво будешь? – спросил Рух, – когда все сели в машину и снова врубили музыку на полную.

– Конечно, – сказал ботаник, принимая из его рук смятую банку.

– Гони к обрыву, туда, где старый маяк. Там тихо и можно потусить, – сказал Рух Марку.

Море бушевало внизу. Белая пена светилась в отблесках луны, горел костёр. Играла музыка. И в мире процветала идиллия. И счастье было вечным, чистым, звенело искрами юности и алкоголя. В такие ночи кажется, что будешь жить вечно и никогда не состаришься.

Рассвет брезжил впереди за кромкой воды. Осенняя заря кажется мерзкой и липкой, словно иней на ресницах покойника. Эти серые лучи солнца за грязной ватой облаков убивали всю радость и веселье бурной ночи.

– Да гори оно всё! – сказал Марк, прислоняясь к машине. – Давайте уже столкнём это ведро с обрыва для полноты картины?

Все согласились, желая разбавить утраченную радость маленьким разрушением, наплевав на то, что домой придётся идти пешком сквозь лес. Машина поддалась не с первого раза. Наконец колёса сдвинулись с места и пикап заскользил по мокрой траве, перекувырнулся через валун и устремился вниз, туда, где ещё шумели волны. Взрыва не последовало, бензобак был почти пуст, так что обошлось без киношных эффектов.

Усталые, но довольные, они поспешили домой.

– Слушай, а где тот ботан? – спросил вдруг Марк, когда до дома оставалось совсем немного.

– Кажется, я видел его в последний раз, когда он напился и спал в машине, – выдал вдруг Джон.

Осознание прошло запоздалой молнией сквозь мозг.

– Мы что, его убили? – спросил Марк, поражаясь равнодушию своего голоса.

– Получается, что так, – ответил Рух.

Все молча переглянулись и зашагали дальше. Марк вспомнил про один из законов магии, который тоже можно было применить к данной ситуации: «Откат появляется лишь тогда, когда ты начинаешь сожалеть о содеянном».

Смерть

Имя мне – Смерть, и я лишь наблюдатель в этом царстве суеты под названием «жизнь». Страшно подумать, когда-то я тоже был живым, насколько это можно было себе представить. После жизни у нас появляется больше свободного времени, простор для размышления о прошедших ошибках, на ум приходит множество вариантов развития собственной судьбы. Я об этом думал, пока не устал от однообразия длинного бесконечного дня посреди серых теней. Бог, боги или вселенная создали ночь, она как нож для нарезки времени. Дни существуют как песчинки в часах, призванных мерить собственную скорбь.

Я – сознание прожившее вечность за короткий миг.

Ох, моя милая Морриган, я замираю от блеска изумрудов, когда ты поднимаешь на меня глаза и спрашиваешь одними губами: «Кто?». Но я ничего тебе не отвечу. Я не имею права.

– Спрашивай души, научись говорить с ними. Тела не дадут тебе всех ответов. Это лишь мешки, набитые требухой.

Мне нравится, как ты читаешь летопись ран на теле, собирая всё в единую картину. Воистину богиня смерти, но и у тебя бывают проколы. Врачи не всесильны, а ты, как коронер, тем более. Что-то промежуточное между врачом и жнецом. Полумистическая профессия, что-то сродни моему ремеслу.

– Черепно-мозговая травма. Вода в лёгких. Он был ещё жив, так что причина смерти, скорее всего, асфиксия. Токсикология показала наличие алкоголя в крови, впрочем, всё и так ясно по запаху. Никаких следов борьбы на теле.

Морриган снимает перчатки и вносит заметки в свою тетрадь.

– Я знаю, что это не просто несчастный случай с пьяным вождением, но у меня нет доказательств. Вот и спрашиваю тебя.

– Полиция разберётся, твоё дело – это трупы, – отвечаю я.

– Полиция бессильна. Знаешь, сколько раз я писала «несчастный случай», когда знала, что это не так, но не могла доказать обратное?

– Тебе пора привыкнуть, что все делают свою работу. Я смерть, и не в моих интересах спасать кого-то. Так и ты коронер, а не полицейский.

Морриган снимает медицинскую шапочку, роняя россыпь чёрных волос на забрызганный кровью халат.

– Мне нужно выпить, – говорит она. – Я проходила практику в Нью-Йорке, в Гарлеме, но даже там не видела столько дерьма.

Она сняла халат и сложила грязные инструменты в мойку.

– Там просто огнестрел, ножевые. Там всё понятно.

– Джо, заверни его, – кричит она своему ассистенту, покидая своё маленькое царство мёртвых.

То, что она сама пригласила меня выпить, кажется явным прогрессом в нашем общении. Я не задумывался о том, можно ли мне заводить отношения, но от душевных бесед с почти коллегой я не отказался бы.

Мы сидели в приятном кафе, слушали джаз и пили Лонг-Айленд. Идеальное завершение тяжёлого дня.

– Знаешь, меня с детства влечёт к мертвецам… – она прикрывает рот рукой и смеётся. – Нет, не в том смысле. В шесть лет меня оставили с трупом бабушки и уехали по каким-то похоронным делам. Я сидела четыре часа рядом с трупом. И знаешь, мне не было страшно.