Крис Вормвуд - Холодный остров. Пропащий Джонни

Взошедшая луна озарила кресты и могильные плиты своим серебристым светом; словно вычерченные мелом на обгоревшей стене ночной мглы, они сияли впереди бесчисленными росчерками. И там, среди царства света и тени, мелькал одинокий силуэт. Чем ближе Морриган приближалась к этому месту, тем ярче и отчётливее становились контуры пляшущего на надгробиях тела. Кто-то тонкий и ловкий буквально парил с могилы на могилу, и его лохмотья вились на ветру словно крылья.

Морриган притаилась возле мраморного склепа, наблюдая за диковинным танцем неведомого существа. Казалось, словно рога его мерцают в свете луны, зеленью малахита горят глаза и сияют тонкие белые иглы зубов. Закончив танец, существо уставилось прямо на неё. Между ними оставалось метров пять гнетущей темноты.

Морриган прогнала страх и выпрямилась в полный рост – негоже чёрной ведьме бояться мелкого погостного беса, пусть даже так отчётливо представшего перед ней.

– Будет ли мне помощь в делах моих?! – крикнула она, не узнавая собственного голоса.

Морриган вытащила из сумки бумажный пакет с яблоками и, держа его на вытянутой руке, протянула чёрту. Он подскочил к ней в одно мгновение, выхватывая дары. Секунда – и он уже сидел на крыше склепа. Она не видела движение, лишь почувствовала ветер.

– Нет, – сказал чёрт неожиданно низким и глубоким голосом, звучащим словно из-под земли. Его острые, как иглы, зубы впились в бок плода.

Морриган вздрогнула раньше, чем надкушенное яблоко пролетело мимо неё, разбившись о памятник.

– Если бы мог – убил бы, – сказал чёрт, сверкнув на прощанье глазами…

***

Марк

Утро – начало каких-то чудесных свершений, нового дня. Что в этот момент делают обычные люди? Встают утром, наливают кофе, надевают чистые рубашки, садятся в машину и едут на работу. Я всё думал о том, что делали люди раньше. Просыпались с первыми петухами, завтракали вчерашним хлебом и шли работать в поле. До самого вечера. И так день ото дня, пока не помрёшь лет в 30 от холеры. К чему это я? Не знаю. Просто к тому, что я проснулся и понял, что ничего делать не надо.

На меня таращился призрак очкарика из магазина, тот самый, причиной чьей смерти послужил я и мои друзья. Прежний я снова испугался и схватил бы бесполезное ружьё. Новый я воспринимал всё, как должное.

– Расслабься, чувак! – сказал я ему. – Ты умер, зато тебе не надо на работу. Не этой ли свободы ты хотел? Можешь спокойно ходить где угодно и глазеть на сиськи в женских раздевалках.

Снег повалил с неба как гусиный пух из простреленной подушки, прикрывая срам голых деревьев и борозды замёрзшей грязи во дворе. Снег припорошил кучи мусора, коробки и остов старого «Форда». Превратив упаднический осенний пейзаж в зимнюю сказку, словно сошедшую с рождественской открытки.

Я вспомнил, что мы пропустили День Благодарения. Вот только кого и за что благодарить? Индейцев, которых потом вырезали? Впрочем, мне без разницы, я не хиппи, чтобы размышлять об этом.

Это вторая моя настоящая зима. В Калифорнии, в пригороде Сакраменто, где я прожил почти всю жизнь, снега не было отродясь. Впервые вступил в белую липкую кашу я только прошлой зимой на Острове. Не сказать, что снег мне понравился. Поначалу всё кажется интересным, но я порядком устал созерцать его четыре с половиной месяца. Глаза щемит от белого, тело ломит от холода. Многое переосмысливаешь в этой вечной мерзлоте, но за 18 лет я порядком устал от жары, потому и двинулся на север вдоль западного побережья.

От размышлений меня отвлекли вихри метели в саду. Там вместе со скрученными сухими листьями и колючей снежной пылью танцевал тёмный силуэт. Было непонятно, управляет ли он метелью или же она властна над ним. Но вот он был куда более материальным, чем все призраки, увиденные мной ранее.

Я вышел на крыльцо, натягивая пальто на ходу. Метель валила с ног.

– Кто ты, чёрт возьми, и что ты делаешь в моём саду? – спросил я.

– Да что с тебя взять?! – услышал я ответ.

В тот же миг видение растворилось. Сплюнув под ноги, я отправился досыпать свой морозный утренний сон. Кажется, я до сих пор не в себе после вчерашнего.

Джон Доу

«Мир страшный, злой и жестокий», – эти же слова я говорил себе года два назад, валяясь перед телевизором с жуткой абстиненцией. Руки тряслись, пиво с жадностью вливалось в больной пищевод.

– Ёбаный ты в рот, им мало Вьетнама, им нужно мериться ракетными хуями с русскими! – кричал я, обращаясь к Рейгану.

– Что опять? – отозвалась жена из кухни.

– Мне страшно жить, ёб твою мать! – ответил я.

– Лучше бы ты подумал о том, что тебе стоит меньше пить.

Во мне опять вскипала злость, я ненавидел эту фразу больше всего на свете. Она же, как никто другой знала, почему и зачем я пью.

– Я музыкант, я слишком тонко чувствую этот мир. Мне больно, когда больно всей планете.

– Ты не писал ничего уже полгода, – сказала она с упрёком.

Я допил пиво одним глотком и кинул пустую бутылку об стену. Узел нарастающей злобы распустился, и я смог спокойно вздохнуть.

– Я коплю эмоции. Я переосмысливаю своё творчество. Я прихожу к мысли, что весь угар нашей эпохи связан напрямую со страхом неминуемого конца. Люди тратят деньги, пьют и нюхают кокаин, как не в себя, всё потому что знают, что будущего нет. Завтра кто-то нажмёт на кнопку и ничего не станет. Какая разница, кто это сделает? Мы или они.

А очень скоро не стало жены… не стало и лучшего друга. Эти два человека были со мной всегда, и вот, я один на целой планете. Кто же знал, что Конец Света наступит без всякого ядерного взрыва… И не нужен был мне мир во всём мире, долбанный этот хипповский love & peace, мой мир состоял из моих близких людей.

***

Марк спустился в гостиную ближе к полудню, почувствовав запах свежесваренного кофе. На продавленном диване сидели Йон и какой-то тип.

– Это ещё кто?! – выпалил Марк, зная о правиле не приводить незнакомцев в Дом.

– Знакомься. Это Козерог, – ответил приятель, высыпая печенье в хрустальную вазу. На подносе красовался расписной кофейник с ароматным утренним зельем.

Тип выглядел странно: козлиная бородка, надбровные дуги как у неандертальца, запавшие глаза, мокрые от дождя длинные русые волосы. Он даже не удосужился снять шапку и перчатки. Типичный нарколыга из тех, что ошиваются в доках.

– Привет, Ржавый! – усмехнулся тип своим низким скрипучим голосом, похожим на звук несмазанных петель.

– С херали это я Ржавый?! – бросил Марк.

– Ты тут самый рыжий, – усмехнулся он.

– Я светло-каштановый.

Из-за двери выглянул Рух:

– Ух ты, Ржавый, теперь так и будем тебя называть.

– Да пошли вы в жопу оба, – Марк присел на диван, стараясь держаться подальше от Козерога, которого про себя окрестил просто «Козлодой».