Максим Сенькин - Где рождаются чудовища

Вблизи меня умирал любой свет, кроме солнца. Ночью тени следовали за мной и окутывали плотнее, чем других людей. Тьма играла и подбрасывала новые загадки искалеченному разуму, а Луна в это время подглядывала из-за облаков. Наверное, ей просто было интересно.

Человек дремал, прислонившись виском к холодному стеклу, и во сне видел кошмар. Он вздрогнул, отстраняясь от своего мутного отражения. Ему не хватало воздуха. Изо рта шёл пар, хотя снаружи стояла летняя ночь. Автобус дёргался и скрипел, но всё же вёз человека домой.

Стоило надеяться, что домой. Человек всегда старался держать в памяти, где он живёт, потому что воспоминания легко терялись после освобождения от сна. Человек и сейчас едва увязывал последние события…

Вчера за ним пришли, его догнали. Даже думать об этом не хотелось.

Человек задрожал, зубы стучали друг об друга. Его истязал зверский холод. Дыхание превращалось в бледный пар. Он заметил рядом с собой движение и оглянулся. На запотевшем окне сами собой вырисовались две горизонтальные линии, похожие на тонкую прорезь.

Это означало, что погоня за ним продолжалась, и пропала разница между сном и явью. Человек попытался стереть линии, но ладонь прилипла к стеклу и провалилась сквозь него. Как в зыбучем песке, чем больше он боролся, тем сильнее увязал. Сон тянул его обратно…

В следующий миг кто-то дотронулся до его плеча. Человек вскрикнул и обнаружил себя скребущим ногтями по обычному автобусному окну, потёртому и исцарапанному. Угол занимала наклейка, призывающая уступать места старикам. На ней изображался абстрактный человек. Из его головы торчали подрисованные маркером кривые рога, а вместо трости он держал огромный бонг. Надпись внизу гласила: «Сатане тоже нужен отдых» .

– С вами всё в порядке? – донёсся голос. Обернувшись, человек увидел полное женское лицо с искусанными губами и спадающими кудрями рыжих волос. Внимательные глаза рассматривали его. – Кошмары мучают?

Человека передернуло. Он вспомнил недавний сон, в котором опоздал на последний автобус. Поздно вечером, как сейчас, лучше прокатиться с дьяволом на соседнем сидении, чем возвращаться домой пешком. Человек взглянул на проносящиеся мимо неисправные фонари и вечно сырые подворотни с исписанными граффити стенами, представляя, где и как мог окончиться его путь. Бесконечный город давал массу возможностей.

Автобус ехал по тёмным улицам, обгоняя редких прохожих. Дыхание человека выровнялось. Пар изо рта, конечно, не шёл, как и не было прорези в окне, как и не было много чего остального. Ему всё приснилось.

Тихий надрывный голос, в котором человек перестал узнавать собственный, ответил:

– Да, – и замолк. Девушка выдавила из себя улыбку.

– Это ответ на оба вопроса?

Человек уже забыл, о чём его спрашивали. Он отвернулся. Девушка вернулась на своё место. Он искоса проследил за ней и вздохнул, когда она закрыла глаза в полудрёме. Пусть не лезет в его дела.

Никому лучше не лезть.

Взгляд упал на собственное отражение. Горбящийся силуэт вытирал рукавом куртки пот со лба. На голове чёрный капюшон, за которым не видно лица. Надо быть очень больным, чтобы в это время года так тепло одеваться. Многие пассажиры в шортах и майках пялились на него, как на цирковую диковинку. Человек привык к таким взглядам. Благодаря своей обыденности эти люди могли восторгаться любым проявлением странного. Замени для них актёров театра душевнобольными, и они бы получили больше удовольствия, чем от самой чувственной игры. Безумие для людей – лучшее шоу.

Пассажиры смотрели на него таким взглядом, будто одновременно крутили пальцем у виска. Некоторые перешёптывались. Не дождавшись новых выходок, они потеряли к нему интерес.

К нему обычно никак не обращались, и сам он ни с кем не разговаривал, поэтому со временем забыл своё имя. Он рисовал и подписывал свои картины как «МОР». Может, это и правда было его имя или инициалы, а может, и нет. Он не пытался это узнать.

Мор достал из кармана тёмные очки и надел. Так он меньше видел в темноте. Падающие на лоб и глаза бесцветные волосы тоже помогали не замечать во мраке того, что могло примерещиться.

Горбящийся силуэт в отражении стал едва различим. Это было к лучшему – не знать, как выглядишь. Сложись всё по-другому, он был бы сейчас молод и силен, переживал бы лучшие годы жизни. Но вместо крепкого тела он носил тощую, изношенную оболочку, вместо красивого лица – больную гримасу. Мышление стало инертным, а рассудок не выдержал того, на что Мора прокляла судьба.

Душа же давно сгнила.

С меня всю жизнь не сходили царапины. Я находил на теле следы, будто в меня втыкали иглу, и не помнил об этом. Я всегда был одинок, и некому было даже причинить мне вред. Но порезы продолжали появляться, и особенно много их становилось после кошмаров.

Мор отложил мастихин и уставился на подсыхающую картину, скрестив на груди руки. Ужасно. Каждый изъян бросался в глаза, будто его вывели нарочно. Мор взял кисть и стал наводить штрихи, он размазывал масло пальцем, перекрашивал фон, убирал грязь, но всё равно остался недоволен работой.

Он смешал краски в палитре и получил тот же оттенок, какой был у его малокровной кожи. В углу картины он вывел свою подпись: «МОР». Когда краска высохла, буквы посерели.

Через пару дней Мор продал картину. Полученных денег должно было хватить на несколько месяцев спокойной жизни. Никто не видел погрешностей в его работах, кроме него самого.

Покупатели находились сразу. Каждый раз Мор представлялся разными именами, в том числе иностранными, и женскими тоже, и вычурными, и ещё элегантными, нелепыми, знаменитыми. Ему нравилось выдумывать имена почти так же, как рисовать. И он заботился об анонимности. Только иногда он себе позволял сложить очередные инициалы как М. О. Р. Неясно, откуда в нём бралась эта противоречивая тяга заявить о себе.

Он всё время искал в сети новые места для продажи картин и не интересовался, кто именно их покупает. Он не нарисовал ничего, что посчитал бы достойным, но другие приходили в восторг. Слепые люди упускали из виду позорные ошибки и мечтали заполучить больше рисунков, но, получив деньги, Мор исчезал.

Он особенно старался избегать других художников и не откликался на их предложения вступить в любое из множества сообществ. Мор видел в их работах изъяны ещё хуже своих. Бездарные поделки – современный мир был обделён художниками. Если и жил где-то кто-то по-настоящему талантливый, то Мор о нём не знал. Сам он признавал лишь работы Доре, Гойи и особенно Фюзели. Последний знал о человеческом и нечеловеческом мире всё то же, что знал Мор. Об этом говорили сюжеты его картин. Фюзели наверняка тоже снились кошмары.