Леонид Бабанский - Практика соприкосновений

– Слушай, – шипел Борис у меня над ухом, – может, хватит на сегодня? Закрывают уже. С этим автором не стоит торопиться. А у меня разговор есть.

Ну, раз так – сдал я литературу, нашёл пальто в гардеробе, оделся. И то сказать – на текущий момент, в связи с тем заездом на товарняке, взрослых приятелей у меня поубавилось. Особенно аристократов. А тут на тебе – Боря! Да ещё с разговором! Просто повезло.

Вышли мы на проспект, где уже и вправду было темно, отчего на сваренных из уголков чёрного железа фонарных опорах, абсолютно точно напоминающих мостовые фермы, сияли лампы дневного света по три штуки с двух сторон. Как на вокзале. Двинулись к дому. Тут Борис произносит следующие слова:

– Алексей! Ты понимаешь, какая штука… Завтра у Лариски День рождения.

– Вот как? Здорово! Замечательно. Ну, значит, и от меня передай поздравления. Большой будет праздник?

– Большой… Очень большой.

Отчего-то Борис вздохнул и призадумался. Потом продолжил:

– Дело-то вот в чём. Ты как раз в числе приглашённых.

Сначала я просто ничего не понял.

– Я?! В числе?! В каком числе?

– Приглашённых. Вот, брат, какая штука.

– Не, Боря… Ты это брось. Что ты, ни в коем случае. Я же там у вас никого не знаю. Да и костюма у меня нет соответствующего.

Что было правдой. На тот момент мама и папа занимались сами собой – строили семейный конфликт. Ни у кого до меня руки не доходили. Что было из одежды с прошлого года – то и донашивал. Но Борис был неумолим.

– Значит, так, – сказал он очень строго. – Пойдёшь, и всё. Тебя Лариса сама приглашает. Лично.

– И никак нельзя по-другому? Ну, подождать немного. До следующего раза.

– Ни в коем случае. Там, понимаешь, парней не хватает. Девчонки есть, а с нами, мужиками, беда. Так что, вопрос исчерпан. Встречаемся завтра ровно в три часа, и не вздумай укрываться. Найду всюду!

Что было делать – пришлось согласиться. Мы тотчас разошлись по домам – готовиться.

Надо сказать, что мама и бабушка запрещали мне делать что-нибудь по дому. Запрещали, и всё. И не то, чтобы я рвался им помогать или не рвался – значения не имело. Ничего не разрешали. Носовой платок выстирать – и то не позволяли. Я долго понять не мог, в чём дело, и однажды, когда мама заметила, что я попытался без спроса вымыть пол, и тут же с криками перемыла все мои деяния, спросил:

– Ну, мама, в чём дело? Ты меня перед людьми позоришь. Я же ничего не умею.

– Твоё дело – только уроки. А всё остальное – не твоё!

– А пол помыть – что такого?

– А кто тебя просит пол мыть? Я тебя просила? Зачем тебе это надо? Это ты меня позоришь. Хочешь сказать, что кроме тебя больше некому? Когда женишься – намоешься ещё, успеешь. И настираешься…

Перед таким непонятным доводом мне осталось только умолкнуть. Вот и в этот раз случилось точно то же самое. Только мама заметила меня, анализирующего кучку собственной одежды, сразу заподозрила неладное.

– Куда собираешься, – строго спросила она, – уж не на ночь ли глядя?

– Да ну, что ты, какая ночь – так, ничего особенного…

– Тогда говори, что случилось. Сознавайся.

– Понимаешь, мама… Мне завтра на День рожденья идти.

– Так, – сказала мама, – вот это номер. Неужели к Кольке?.. Или к Витьке?

– Нет.

– Уже лучше. А к кому? – допытывалась мама.

– Не к кому, главное, а с кем. С Борисом мы идём. К подруге его.

– А ты-то как идёшь? Без приглашения?

– В том-то и дело, что с приглашением.

– И кто тебя пригласил? Борис?

– Да и он, и подруга его. И её родители.

– И кто у неё родители?

– Точно не знаю. Вроде, из Крайисполкома.

– А где живут, знаешь?

– Да как не знать. На Димитрова они живут. В новом доме.

– Да… – произнесла мама. – Ну, если с Борисом, тогда ладно. При таком условии, что прямо сейчас ложишься спать.

– Да мне бы только штаны почистить…

– Опять за своё? Тебе что сказано?

Пошёл я спать. А наутро всё для меня было готово. Что постирать – постирано, что отутюжить – отутюжено. А сверх того выделено мне было целых пять рублей ассигнациями на подарок. Порядочная сумма, если учесть, что бутылка шампанского в те давние годы стоила два рубля пятьдесят копеек. Но вот подарок пришлось поискать – не так уж много в ту пору было магазинов. Цветы удалось купить на рынке, а вот книжка нашлась не сразу. Но зато какая! Про Гагарина. И родилась романтическая подпись – поздравляю, там, всего желаю, а в конце концов – обещаю тебе, что буду таким же. Вот выдал!.. Да ещё пластиночка была её любимая, как я от Бориса узнал – «Голубые канарейки». Таким образом снарядившись, я пошёл рядышком с Борисом на первый мой официальный праздник.

Шли молча. Вернее, Борис молчал, да и меня не очень слушал, отчего настроение у меня складывалось, как тётка моя говорила, дядина жена, врач по образованию, тревожно-мнительное. Идти, не идти… Кому я там нужен… Бориса что-то не понять – не хочет говорить на темы литературы и искусства… А вдруг мне придётся? О чём они там рассуждают? Но было безумно интересно взглянуть на высококультурных, мультиобразованных молодых людей, из которых, как мне объяснил приятель, кое-кто учился в музыкальной школе, кое-кто в музыкальном училище, как сам Борис, а некоторые даже играли в составе оркестра местного театра музыкальной комедии. От предстоящей встречи с такой выдающейся богемой у меня просто дух захватывало.

Дверь в Ларискин подъезд открывалась просто – потянул за дверную ручку, и всё. Потом вестибюль, потом лифт на шестой этаж – всё такое новое, чистое, бесшумное. На пороге нас встретила сама хозяйка – Ларочка, блистательная, разрумянившаяся, совершенно воздушная, вся в кудряшках, в платьице своих бледно-розовых тонов, окутанная ароматами духов, поступивших явно из восточной Европы, ибо отечественные ароматы были тогда известны всем и каждому – «Шипр» и «Тройной».

Принимая подарки от Бориса, Ларочка сделала милейший реверанс, а меня вдруг схватила за руку и потащила представлять друзьям, маме и папе. И всё на таком высоком уровне, что поневоле задумаешься.

Ларискин папа оказался здоровяком, пышущим здоровьем, фронтовиком, увешанным орденами, а ныне заведующим отделом торговли Крайисполкома. Истинный аристократ, вот уж в чём не было ни малейших сомнений. Мамочка – ангел, куколка, мужу еле-еле по плечо, вся в наряде, разрисованном крупными цветами. Ещё были друзья – скрипачка, пианистка и молодой человек – альтист филармонии, в общем, тоже скрипач. Все осмотрели меня с ног до головы, более пристально, чем мне бы хотелось. На счастье, Лариса, прежде чем усадить всех за стол, увлекла меня на экскурсию по их квартире. Дополнительно мне были представлены: младший брат, рыжий кот, кухня, ванная и галерея комнат, уставленных мебельными гарнитурами того же восточноевропейского происхождения. Наша служебная квартира, в которой я родился и жил, вообще-то не шла ни в какое сравнение с Ларискиными хоромами. Но в тот момент подобные размышления меня не волновали, я осмотрел всю эту красоту как человек, утомлённый подобными интерьерами, и с пониманием кивнул головой.