Владимир Титов - Лесное лихо

Дочка её, которую звали Ванда, чертами лица была похожа на мать, однако немного другая линия скул и подбородка, чуть вздёрнутый нос достались ей от отца. Щёки юной девицы раскраснелись от мороза, который успел поцеловать её, когда она переходила из возка в дом, а больше того – от неугасимого жара её собственных семнадцати годов. Голова панны Ванды не была покрыта, и светло-русая коса спускалась до самого низа спины. На Ванде была синяя сукенка, подпоясанная золотым поясом, и кашуля бордового цвета.

Любка, словно в оправдание звания чернавки, была темна лицом и волосом, круглощёкая, с быстрыми весёлыми глазами и подвывернутыми губами, которые так и тянет расцеловать, будь ты простой кмет 7 7 Крестьянин. или магнат. Одета она была в простонародную вышитую кашулю, с клетчатой панёвой да юпкой.

В покой, где отогревались три путешественницы, постучался и вошёл мужик лет сорока с небольшим. Хотя он был одет чисто и не без щегольства, видно было, что это человек простого звания. Это был Якоб Головня, управляющий работами на фольварке. Почему к нему приклеилось такое прозвище, не знал никто. Голова у него была не мала, не велика, а волос цветом напоминал солому. Должно быть, происхождение прозвища терялось в глубине веков, потому что и отца его звали Головня, и деда, и, как утверждал Якоб, прадеда и прадедова отца.

– Всем ли вы довольны? – осведомился он. – Ужин вашей милости скоро подадут.

– Всё хорошо, – кивнула пани Марта. – А где же сам пан?

– Пан Кастусь, пани Наталья да оба панича уехали ещё утром, – покачал головой Якоб. – Пан Сбыслав Чарнецкий скликает всю окрестную шляхту на свадьбу с… с вами, ясная панна! – Он поклонился Ванде. – А вы здесь. Вот ведь, как выходит!

– Наверное, и братец Ян, да и дядько Юрий со всей семьёй уже у Чарнецкого, – с усмешкой сказала Ванда, обращаясь к матери. – Что ж, не беда. Я думаю, они нас подождут.

– С их стороны было бы невежливо начинать без вашей милости, – заметил Якоб. – Простите на дерзком слове.

Ванда и чернавка расхохотались, да и пани Марта улыбнулась, покачав головой.

– Это ты верно подметил, Якоб, – сказала она.

– И знаете, милостивая пани, – продолжал Якоб, – у нас нынче настоящий сойм. Верите ли, только что приехал на фольварк молодой шляхтич – его, как и вас, буря в пути застала, он и завернул до нас. Пригласить ли его с вами ужинать?

Пани Марта велела пригласить. Якоб кивнул и вышел. Вскоре в покой с поклоном вошел тот самый заблудший путник, о котором рассказывал Якоб. Ванда окинула его беглым взором, понимая, что пялиться в упор неучтиво. Первые впечатления её о незнакомце были отрывочны. Высок, свитка брусничного цвета, лицо… так себе лицо, обветренное, под цвет свитки – хотя он, наверное, не в возке сидел, какому же ему ещё быть…

– Вечер добрый панству, – сказал вошедший немного осипшим голосом. – Зовут меня Микалай Немирович, по гербу Секира. Счастлив лицезреть прекрасных шляхтенок и шановного пана.

Пани Марта представила себя, дочь, не забыла и Владислава. Через некоторое время путешественники приступили к вожделенной трапезе. Блюда были не слишком изысканными, о чём успела посетовать девица, подававшая на стол – по виду, дочь Головни – однако для усталых путников обильная и сытная еда была приятнее, нежели разносолы. Два жареных гуся, да вареники, да блины, да пирог с рыбой, да варенуха, появление которой весьма порадовало Владислава, да прочие напитки, хмельные и нет – всё это богатство быстро заставило забыть о тяготах дороги.

Потекла учтивая беседа, без которой не обходится ни одно застолье, хоть в палаце великого князя, хоть в самой что ни на есть простецкой корчме. Микалай, оказалось, был учёным человеком и постигал философию в Виленской академии. Оттуда он сейчас и направлялся до отцовского маёнтка 8 8 Маёнтак – имение. – причём, как поняла Ванда из его слов, адукацию он по какой-то причине не завершил.

– Пан закону рымского 9 9 То есть католик. ? – спросила она неожиданно для себя.

– Нет, ясная панна, – ответил Микалай. – Семья наша держится закону грецкого 10 10 Православный или униат. .

– Мы тоже, – зачем-то сказала Ванда.

– …академия же, хотя и основана иезуитами, принимает всех христиан, – продолжал Микалай.

– Коли так, то это правильно. Не един ли Бог? – заметила пани Марта. – И закон господаря великого князя не делает различия между христианами грецкого и рымского закона. И, надеюсь, так будет и впредь.

Ванда слушала вполуха, во все глаза рассматривая молодого сотрапезника. На вид ему было лет двадцать, может, чуть больше. Широкие плечи и сильные руки, движения и обычай говорить – всё изобличало в нём шляхтича с крови и кости, что бы он там не говорил про какую-то философию. Глаза были пронзительно-синие, как июльское небо, а медного цвета кудри, сбритые с боков и с затылка, нависали надо лбом копной, и Ванде неожиданно захотелось запустить пальцы в эту упругую медь. Ванда сердито фыркнула и с независимым видом занялась варениками.

Трапеза подходила к концу, когда снова явилась светловолосая девица.

– Всем ли вы изволите быть довольны, панове? – спросила она, пряча руки под фартуком.

– Думаю, сам господарь король и великий князь не побрезговал бы таким столом! – улыбнулась пани Марта. – Как тебя зовут, дитя?

– Ядвига, милостивая пани, – улыбнулась девушка.

– Так скажи батьке, Ядзя, што мы щедро заплатим за добрый ужин и постой, – сказала пани Марта.

– Дозвольте, пани, я заплачу, – сказал молодой шляхтич.

– Как можно с вас гроши просить? – вытаращила глазки Ядвига. – Да простит меня милостивая пани, у нас не корчма, а фольварк пана Кастуся Калинковича. Пан наш будет рад, коли узнает, што мы принимали невесту пана Сбыслава Чарнецкого по дороге на свадьбу! А вас, пан, мы всегда рады принять! – она медоточиво улыбнулась Микалаю. Ванда нахмурилась.

Крупный угольно-чёрный кот, что проскользнул в дверь вместе с девицей, деловито подбежал к Ванде и вспрыгнул ей на колени. Ванда засмеялась и принялась гладить и тормошить зверя, а тот муркотал и выгибался под её руками.

– Чует доброго человека! – сказала Ядзя.

– Што ж, коли батька твой платы не возьмёт, так я тебя награжу, дитя моё, – сказала пани Марта. – Подарю тебе юпку тафтяную. Чтобы не только у нас, но и у тебя была радость.

– Благодарю, милостивая пани! – поклонилась Ядзя.

Тем временем Ванда подхватила кота под брюшко и положила себе на шею. Котище некоторое время изображал меховой воротник, потом подобрал лапки, спрыгнул на пол потёрся о ноги панночки и вновь вскочил ей на колени.

– Он в тебя влюбился, дочка! – сказала пани Марта, с улыбкой глядя на забавы дочери с котом.