Алексей Черемисин - Вкус вечной ночи

– Нет, мадемуазель, – покачал головою гвардеец.

– Если вы хотите обесчестить меня, то знайте – мой отец, подполковник Жуковский, обязательно отомстит за меня на дуэли! А если вы сразите его, то вам придется стреляться со всеми офицерами Тамбовского гарнизона!

– Мне не нужна твоя честь! – рассмеялся Оболенский каким-то гадким и неприятным смехом. – О, моя бедная, невинная овечка, что попала в лапы к волку! Как же ты дразнила меня собой весь вечер!

Настя не говорила больше ни слова и только тихо дрожала, прикидывая, что сделает с ней ее страшный спутник, если она начнет кричать. Пожалуй, помощь может к ней и не успеть.

– Ты и понятия не имеешь, как вскружил мне голову твой аппетитный запах! Какая чувственность! Какая скрытая в сердце страсть! Невероятный в первозданной дикости изысканный и дурманящий потенциал! – продолжал кавалергард, словно садист любуясь побледневшей и с мольбою смотрящей на него дебютанткой. – Но ты не бойся. Я не стану тебя убивать. Не могу лишить этот мир столь прекрасного и неповторимого в совершенстве создания. Когда мы закончим – ты поймешь, что стала лучше и забудешь о глупых мыслях быть императорской фрейлиной. Ты станешь выше этого, о восхищающая сердце моя наивная и черноглазая мечта поэтов! Они веками будут слагать о тебе стихи!

Только сейчас Настя увидела невероятно удлинившиеся и сверкающие в лунном свете, совершенно неестественные для человека и похожие на звериные белоснежные клыки. Глаза Оболенского горели торжеством и непонятной Насте жуткой жаждой, и он все ближе наклонялся к беззащитной жертве, чтобы сотворить над ней какое-то мерзкое и противное небесам, непередаваемое в дикости и непомерно страшное, бессердечное богохульство.

Лишь сейчас Настя поняла, что пора кричать, но, взглянув в гипнотические глаза кавалергарда, осознала, что воля ее ей больше не принадлежит.

– Не стоило даже пытаться! – словно хищник усмехнулся князь, после чего бесцеремонно прижал тело девушки к себе, заломил ей голову и с силою вонзил в ее горло клыки!

Настя почувствовала жгучую боль, но странные чары, что навеял на нее вампир, лишали ее возможности оказать убийце хоть какое-то сопротивление.

Кровь очень быстро уходила из глубоко прокушенной артерии, а злорадствующий дьявол прижимался к ране губами и с противными чавканьем жадно пил из нее, осушая девушку, словно бутылку вина.

Она чувствовала каждый его глоток, чувствовала каждый удар своего сердца и готова была вопить от ужаса, а потом вдруг осознала, что сердце ее бьется все тише и медленнее, буквально с каждой секундой.

Когда оно совсем уже почти затихло, Оболенский прекратил свое страшное пиршество, оторвался от раны и с наслаждением окинул взглядом безвольно распростертую в его руках добродетельно невинную девушку.

Сорвавшись с губ его, на бутоньерку Насти упало несколько темных капель крови, что скатились с розы на платье и грустно впитались в белоснежную ткань, прямо напротив затихающего, совсем недавно столь мечтательного девичьего сердца.

– Мадемуазель, должен признаться, что впервые за пятьсот лет долгой жизни я получил столь незабываемое удовольствие от человеческой крови, – произнес вампир, задумчиво глядя на умирающую жертву. – Примите искреннюю благодарность за столь изящный поздний ужин. Как говорил уже вам ранее, я не могу себе позволить, чтобы мир лишился столь прелестного создания, ибо такие, как ты должны жить в нем вечно.

Настя дышала из последних сил, ее грудь вздымалась все реже и тяжелее, а взгляд постепенно затягивала тяжелая предсмертная пелена.

Понимая, что времени осталось немного, Оболенский прокусил насквозь свою губу и долгим поцелуем прильнул к губам пребывающей в агонии девушки.

Кровь его обжигающей соленой струей стекла на язык бедной Насти, а оттуда устремилась в горло. Уже переставая осознавать происходящее, девушка рефлекторно сглотнула, и тело ее, находящееся в мощных руках вампира, резко выгнулось от нестерпимо ударившей по нему невыносимой, пламенной боли.

Кровь носферату словно скверна обволакивала пищевод и желудок, впитывалась в ткани, а оттуда проникала в вены, покоряла по пути сосуды, оставляя за собою только адский, необузданный и обжигающий огонь.

Настя билась в страшных муках и терзании, боль была настолько дикая, что не было силы даже мысленно молиться небесам о смерти. Она проникала в самые маленькие клеточки тела, отравляя сначала молекулы, а потом даже атомы и их составляющие. Убивая человеческую суть, душу девушки постепенно заполняла тьма.

Вампир упорно продолжал держать тело Насти в смертельных объятиях и с вожделением и со страстью ее целовал.

Постепенно боль начала отпускать тело Насти, а тело ее прямо на глазах стало меняться. И без того бледная кожа девушки стала похожей по цвету на холодный мрамор, а непроницаемые черные глаза дебютантки, показалось, вобрали в себя саму окружающую пару густую летнюю ночь. Как и у мучителя, они приобрели при этом легчайший оттенок венозной темной крови и налет утонченной, томной чувственности.

Сердце ее билось все тише, кожа становилась холоднее, а изящные руки Насти поднялись, обхватили вампира, и девушка с невообразимой дикой страстью вдруг ответила ему на поцелуй.

Ей никогда до этого не приходилось целовать мужчину, но ей ужасно нравилось ощущение его языка у себя во рту, чувствовать запах этого опасного животного и слизывать стекающую с прокушенной губы солоноватую густую кровь.

То был неведомый ей ранее фонтан эмоций, взрыв страстей, безумной похоти и самых низменных в грехе желаний. А потом… Сердце девушки остановилось окончательно, и вампир бережно положил ее обессиленно поникшее тело на влажную густую травку у реки.

Последним, что услышала Настя, перед тем, как погрузиться во тьму, был раздавшийся где-то вдалеке издевательский и заливистый смех Люцифера.

Глядя на распростертую фигурку в белом платье, офицер вытер губы и произнес:

– Вот теперь я верю, что не ошибся в своем выборе. Я дарую тебе вечную молодость и бессмертие, и пусть же твоя красота теперь станет украшать собой лишь ночь!

И поручик кавалергардского полка лейб-гвардии Его Императорского Величества, князь Оболенский отправился на бал, чтобы исполнить-таки поручение государя и выбрать из оставшихся выпускниц будущих фрейлин для императорского двора.

Труп девушки обнаружил поутру садовник и горе друзей ее, однокашниц и родителей поистине не знало границ.

В положенный срок ее похоронили на кладбище в белом платье невесты, с заупокойными молитвами и с надеждою на то, что душа ее на белых крыльях уже вовсю поет на небесах.

Отец Насти, подполковник Жуковский, задействовал все связи, чтобы найти убийцу дочери, но тщательное расследование по горячим следам так ни к чему в итоге не привело.