Марина Хробот - Берегиня сегодня 2

– С врачами я договорилась, представилась им твоей сводной сестрой, буду лежать рядом.

– А что со мной было? – еле проговорила я.

– Автомобильная авария, Манечка. Тебя сбили две породистые свинюшки.

Хотелось улыбнуться в ответ на улыбку Ани, но не получилось.

– А моя машина?

– Машина во дворе тётки Полины. – Аня встала кровати, подошла к раковине в палате и стала умываться. – Тётка Полина, эта та женщина, хрюшка которой тебя сбила. Полина с твоего автомобиля пылинки сдувает. Машину привели в порядок. А я за тобой присмотрю.

– Она за всеми присматривает. – Девушка с соседней кровати привстала. – Она даже свинье, той самой Хавронье, свою кровь ввела. Тётка Полина с утра уже молока принесла и домашней колбасы. Молится за вас. А меня Ниной зовут.

В данный момент мне было по фигу, как зовут соседку, мне просто хотелось выжить, но вежливость заставила проговорить:

– Очень приятно, я Маша.

Слишком много информации для усталого мозга. Глаза закрылись, и я заснула.

Вечером проснулась, вспоминая фразу, сказанную усатенькой медсестрой: «Вызывай травму…»

– Я где?

– Ты в гинекологии, – ответил голос Анны. – И ты выздоравливаешь.

Анна наклонилась надо мной. У неё поразительный голос. Слышишь его и безоговорочно веришь.

– Это хорошо… Но почему гинекология?

– У тебя сломан нос, два пальца левой руки, ушиб и смещение костей черепа, сильнейшее сотрясение мозга, трещины рёбер… и выкидыш. Восемь недель. Было сильное кровотечение.

Я тут же почувствовала тянущую боль внизу живота.

– Болит. – Я заплакала. Не от боли, от обиды.

– Ещё бы. Ты спи. Моя кровь и сон тебя вылечат. Спи, спи, спи…

Анна поглаживала моё плечо, и сон мягко пробрался в голову.

Самостоятельно посетить туалет я смогла через три дня. Шла по коридору, пугая дежурную медсестру и пациентов своей бледностью и дорогой ночнушкой.

В тот же день мне сняли с лица гипсовую маску. Такое отразилось в зеркале! Опухлость и чёрные оттенки, идущие от носа к вискам и к подбородку. Аня немедленно сняла зеркало, висящее над умывальником, и вручила его Ниночке.

– Держи, тебе оно нужнее.

Врачи удивлялись моему гемоглобину, повышающемуся с каждым днём на несколько единиц, и синяк в пол лица рассасывался быстрее обычного.

За три дня нахождения в сельской больнице на пятнадцать коек, я побила рекорд посещаемости.

Первыми примчались мама с папой-отчимом, но, слава Богу, без Данилы. Он мог бы испугаться. Мама смотрела на меня, еле сдерживая рыдания. Но на мой вопрос: «Как я выгляжу?», отвечала: «Всё нормально. Пройдёт время и будет всё нормально». Затем я слышала её фразу, сказанную отчиму в коридоре.

– Если кости на лице срастутся неправильно, положим её в платную косметологию.

Борис Иванович, у которого кроме меня и Толика, детей нет, высморкался, сдерживая слёзы и гундосо ответил:

– Мы для неё всё сделаем, лишь бы выжила.

Мама донимала врачей расспросами, закупала лекарства для меня и подарки для медперсонала. Папа Боря, не теряя времени на мелочи, купил широченный телевизор и с помощью усатой медсестры Валентины, оглядывающей телевизор взглядом собственника, установил на обеденном столе в нашей палате.

Приезжала Анина мама, Валерия Николаевна. Пряча глаза, охала, глядя на меня, и целовала дочь, когда Аня делилась со мной кровью.

Брат приезжал через день. Первый раз вместе с Кириллом, а после один. Отговорился, что Кирюха сидит с Данилой. Но я не сомневалась, Кирилл не очень хотел меня видеть. И из-за потерянного ребёнка, который держал его около меня, и из-за моей аварийной внешности.

Толик в первый приезд, сдерживая слезы, проконсультировался с врачом, и та объяснила какие продукты поднимают гемоглобин, а какие помогают восстановить кровяную клеточную ткань. Из всего перечисленного Толик лучше всего запомнил три названия – яблоки, кагор, чёрная икра.

Через два часа, в углу палаты стоял ящик с двенадцатью бутылками кагора и небольшой мешок с пятью килограммами красных яблок. В задрипаном, но хорошо отмытом холодильнике палаты, красовалась двухсотграммовая банка чёрной икры.

Все навещающие приносили по два-три пакет продуктов. Их складывали в углу, в скромный больничный холодильник не влезала даже третья часть.

Во второе посещение Толик притащил из нашего магазина двухметровый холодильник и официально перевёл его на баланс медицинского учреждения в качестве спонсорской помощи.

Соседка по палате Ниночка перепробовала всё, что приносили нам с Аней, и вслух выдавала комментарии. Оказывается, она никогда не видела авокадо, не ела тигровых креветок, улиток и чёрной икры.

После поедания деликатесов она чувствовала себя обязанной и старалась ухаживать за мной. Выстирала мои куртку, джинсы и нижнее бельё, залитые кровью. Я ей не мешала, хотя объясняла, что не стоит этого делать, всё равно после выписки всё выкину. Но Ниночка не слушала и старательно готовила дополнительные блюда, отслеживая, чтобы большая часть из них досталась нам, а не остальным пациентам больницы и медперсоналу. Они не покушались только на чёрную икру, зато отрывались на кагоре.

В очередной приезд Толик забрал купленные мною в Москве подарки из багажника «Лексуса». Помочь перегрузить покупки из одной машины в другую вызвалась Ниночка. Когда она надела на свою стройную фигуру джинсы, короткую кофточку до пупка, а сверху подстреленный полушубок, стало понятно, почему она попала в гинекологию с микоразрывом яичника.

Мы заставили Нину надеть мой джемпер и Анину роскошную шубу. С джемпером Нина ещё покочевряжилась, но от соболиной шубы жемчужного оттенка, не отказалась.

После общения с моим квадратным братом, Нина вернулась в палату удивительно тихая и не разговорчивая, а вечером плакала в подушку. На следующий день Ниночка плохо ела, и все её разговоры сводились к Толику.

Пришлось ей рассказать, что мой папа бросил маму в мои четыре года. Уехал из города в родную деревню, где сошелся со своей «первой любовью», а точнее, вечной собутыльницей Люсей. Они родили Толика, моего сводного брата, и отдали мальчика на воспитание бабушке. Через пару лет у нашего отца и его собутыльници не выдержала печень.

Когда маму подружки и знакомые спрашивали о папиных запоях, мама очень удивлялась.

– Какие запои? У него состояний, кроме как «упился в задницу» и «тяжкое похмелье», просто не бывало.

Когда Толику исполнилось пять дет, и он совсем отбился от рук, наша бабушка, Мария Матвеевна, приехала к нам, в Осташков и умолила маму взять Толика к себе. Так что в подростковом возрасте нас обоих воспитывала летом бабушка, а зимой моя мама и папа Боря, который влюбился в маму и стал нам отчимом.