Анна Бойко - Чего ты боишься?

– Что ж, благодарю. Несмотря на мнение вашего высокоученого коллеги уверен, беседа с вами покажется познавательной многим нашим читателям.

– —

…Смерч мелькал вокруг, не выпуская из объятий.

Вспомнилась долгая мамина болезнь и десять темно-алых роз на рыхлой, влажной земле.

Лучащееся неудержимым самодовольством лицо Сани, сообщающего, что он уходит к Нике и забирает с собой Шнурка. Да, и квартиру надо бы поделить, а то ей одной жирно будет.

Катерина, объясняющая, что не так с Машиным отчетом, и куда она себе этот отчет может засунуть. Впрочем, туда же она может засунуть и остальные свои отчеты.

Молчащий, будто партизан на допросе телефон. Бессонница, отчаяние, влажная от слез рубашка, таблеточные блистеры. Свет луны на полу. Отражение в зеркале жуткого, как будто уже умершего лица.

Покрашенная масляной краской в неопределенный цвет стена. Всегда одинаковая, надежная, незыблемая, дарящая покой и забытье. Тупое равнодушие.

Маша неловко пошевелилась и застонала.

Серебряными башмачками Гингемы на периферии сознания прозвенело воспоминание о чем-то надежном, правильном, светлом и, кто знает, быть может потерянном не навсегда?.. Мелькнуло, и тут же пропало. Лишь подарило эфемерную надежду и силы жить дальше.

Вокруг, сколько хватает глаз, щетинятся арматурой источенные ветром остовы зданий. Под ногами – бетонное крошево, осколки стекла, мусор и бугристые, упрямо цепляющиеся за землю корни. Западный ветер не утихает ни на минуту. Он угрюмо завывает, проносясь сквозь пустые оконные рамы, бесцеремонно треплет спутанные, пожелтевшие космы «перекати-поля», заставляет пригибаться низкорослый, разлапистый кряжень.

Грех жаловаться, с погодой сегодня, можно сказать, повезло. Не ветвятся по небу бесконечные молнии, не барабанят по капюшону ледяные капли. Ветер не валит с ног, не лишает дыхания.

– Алиса, ты как?

– Норм.

– Отдохнуть не надо?

– Нет.

Поправив лямку рюкзака, она украдкой вздыхает – спина болит невыносимо. Смахивает высеченную ветром слезу. Они отличная команда – Светозар умеет убивать, она искать. У них всегда все получается. Ну, почти всегда.

– Может, хватит на сегодня?

– Примерно в километре к северу должен быть торговый центр. Если повезет…

– Русик там один.

– Знаю. Но лишний час ничего не решает. Если пойдем быстро…

– Надо было взять его с собой!

Водянистые, очень светлые глаза тревожно смотрят из-под белобрысой, неровной челки. Светозар почти альбинос. Почти, но не совсем. У него взрывной темперамент, и Алиса точно знает – сейчас он сдерживается из последних сил.

– Послушай… – она осторожно подбирает слова. – Ты знаешь, когда Русик с нами, мы движемся в два раза медленнее. С ним нет шансов сюда добраться.

– Мы можем переселиться ближе.

– Юрлы вчера метались, ты видел.

– Ну, видел, метались и орали, – нехотя соглашается Светозар. Как большинство мужчин, он желает развидеть то, что не вписывается в его планы.

– Ты не хуже меня знаешь, что это означает. Возможно, сегодняшняя вылазка станет последней перед долгими неделями, а то и месяцами непогоды.

– А вдруг с ним что-нибудь…

– Именно за этот час?! Нелогичность детектед, он один с раннего утра!

Свет отводит глаза и, невиданное дело, смущается.

– Ты только не смейся… но мне отчего-то не по себе. Какие-то дурные предчувствия.

– Что может случиться? Он умеет прятаться получше многих.

– Да, если не испугается.

– Он никогда ничего не боится.

– Возможно, дело не в нем, – неуверенно пожимает плечами Светозар.

Да что с ним такое?..

– А в ком? В нас? До ночи еще далеко, мы успеем вернуться. Еще около часа в запасе останется.

После захода солнца из подвалов заброшенных зданий вылезает то, что раньше обитало лишь в ночных кошмарах. Мало кому удается как следует рассмотреть это сосредоточие когтей и зубов и остаться в живых. Впрочем, выше первого этажа «порождения тьмы» никогда не поднимаются. Что их останавливает? Боязнь высоты?.. Алиса предпочитает не знать.

Русику строго-настрого наказано не спускаться на первый этаж, но ведь он обычный ребенок…

И еще. В последние несколько дней вокруг их временного пристанища все чаще шныряют какие-то неведомые шустрые тварюшки. Приплюснутые мордочки, круглые уши, вытянутое тельце, мускулистые задние лапы и короткий пушистый хвост. Этакая помесь ласки, хорька и зайца. Алиса называет их «зайцеласками», Светозар «безухими кроликами», а Русик окрестил зверьков «засками».

Открытой агрессии они пока не проявляли, но вот нездоровое любопытство к «искунье» и ее группе явно испытывали. Собирались стайками возле подъезда временно приютившей путников высотки, чирикали, скворчали. Если на них обращали внимание, шипели, топорща усы и демонстрируя неприятно длинные игольчатые зубы. Впрочем, Алиса была уверена, что по стенам заски карабкаться не умеют, а запертая дверь надежно защитит от них Русика.

Как зайцеласки делят территорию с жутью из подвалов, остается только догадываться. Иногда из кромешной тьмы за окном раздается разъяренное шипение и похожие на птичьи крики, а потрескавшийся, взломанный корнями асфальт поутру оказывается забрызган темной кровью.

Есть у Светозара повод для серьезного беспокойства или нет?..

– В прошлый раз торговый центр оказался грудой развалин, под которой не нашлось ничего ценного, – мстительно напоминает Свет.

– Бывает, я не всесильна. Но нам нужна теплая одежда, спирт, инструменты и многое другое. Если повезет…

– Сказки.

– А еще, – вкрадчиво продолжает Алиса, – там могут оказаться эти маленькие штучки, с которыми Русик так любит играть.

– Лего? Шутишь?

Ей «штучки» не кажутся хоть для чего-то полезными, но Светозар поощряет увлечение сына, даже разрешает тому расходовать драгоценное электричество. Может, он знает что-то такое, чего не знает она…

– Я видела значок на карте у папаши Яна. Помнишь, когда вы все упились в хлам…

Светозар отводит взгляд, бурчит неразборчиво «Ты искунья или шпион?»

– На войне все средства хороши, – невозмутимо парирует Алиса. – Так что, идем?

Он отрывисто и зло кивает, ускоряет шаг. Изо всех сил сопротивляясь ветру, Алиса едва за ним поспевает. Спину будто пронзают раскаленные спицы.

– —

…Светозар молчит, и от этого только хуже. Лучше бы он бранился самыми последними словами. Но он молчит. Только сопит натужно и изредка шмыгает носом.

– Брось меня. Брось, слышишь?!

– Не дождешься, – выдыхает он в ритм с шагами.

– Скоро стемнеет.

– Ничего.

«Как Муравьишка домой спешил… е-мое!»

Почти час он волочет ее на собственном горбу. Спотыкаясь, глухо постанывая, иногда падая под порывами ветра на четвереньки. Она маленькая и легкая, он жилистый и крепкий. Но предел выносливости есть у каждого.