Николай Колесников - Не сущие стены

Из дома мы попадаем на узкую тропинку, за нами раздаётся оглушительный храп. Шайтан вздрагивает и оборачивается. Мы с Бурятом на секунду замираем – сойти с тропинки некуда. Шайтан ещё раз сплёвывает и мы двигаемся дальше. Аккуратно, как пантеры перед прыжком. По обеим сторонам от тропинки растёт конопля. Она огромная. Растёт рядами. Проходя очередной ряд я смотрю в междурядье слева и справа. Там тропинки. Утоптанные и забросанные вроде опилками. Чтобы даже в самый лютый дождь можно было ходить и ноги при этом оставались чистыми. Сразу видно, что кто-то за этим всем следит и поддерживает идеальный порядок. И этот кто-то уж точно не один из этих торчков, которых мы оставили в доме. Надо отметить, что контраст между домом и огородом разительный. Но отмечать некогда – нужно быть настороже.

Напряжение нарастает. Воздух становится густым и почти ощутимо вязким. Несмотря на сборы, которые вроде должны делать нас бодрее, наоборот наваливается какая-то невыносимая тяжесть. Сначала очень тяжело поднять голову, потом каждый шаг даётся с огромным трудом. Нож в руке тяжелеет.

Он становится как утюг, потом как гиря и через пару шагов, сделанных через силу, кажется, что ты пытаешься кончиками пальцев держать танк падающий в пропасть.

Из междурядья конопли, резко разрывая загустевший воздух, совершенно неожиданно, на Шайтана выпрыгивает чёрная тень. Шайтан, такой же отяжелевший, как и мы, хоть и пугается, но всё-таки успевает панически выставить согнутую руку и отталкивает тень локтем в полёте. Она приземляется и широко расставив лапы оглушительно шипит, перегораживая собой нам дальнейший путь.

Это самый обычный облезлый чёрный кот с желтыми глазами. Безобидная животинка. Но на земле перед прижавшим уши зверем лежит клок рубахи выдранный из рукава Шайтана. А у самого Шайтана с локтя вот-вот сорвется первая капля крови, которая положит начало ручейку. Даже я вижу, что царапины на руке Шайтана очень глубокие. Чем дольше шипит кот, тем сильнее холод схватывает ноги и начинает ползти по позвоночнику вверх. А шипит он не останавливаясь. Невероятно страшно от его шипения, хочется всё бросить и бежать, но за спиной тяжело дышит Бурят.

Шайтан легонько качнув трубу направляет её в сторону кота, тот сначала вроде как отпрыгивает, но потом сгруппировавшись делает какой-то сумасшедший рывок и прыгает прямо Шайтану в лицо. Тот пытается закрыться, но кот уже вцепился в лысую голову Шайтана, по оттопыренным ушам течет кровь, сам Шайтан что-то неразборчиво и отрывисто восклицает, а потом переходит на визг. Этот визг приводит меня в себя, оцепенение спадает, холод сменяется жаром и я с размаху бью кота ножом. Остриём прямо в его открытую, удачно подставленную мне для удара, шею. Кровь фонтаном вырывается из шеи этого зверя, он медленно убирает зубы от окровавленного лица Шайтана, поднимает свою уже намокшую от крови мохнатую голову и пристально вглядывается в меня своими страшенными зеленющими глазами.

Я снова превращаюсь в столб. Несколько секунд назад глаза кота были жёлтыми. Да и ладно глаза, от такого удара ножом он должен был уже умереть, заорать, отпрыгнуть, обмякнуть, запаниковать, укусить меня в конце концов, но только не так вот спокойно смотреть на меня своими, постоянно меняющими цвет, глазищами. Бурят проламывается между мной и конопляной стеной, подняв тучу едкой дурманящей пыли, и схватив кота за шиворот с лоскутами кожи сдирает его с головы Шайтана.

Шайтан издаёт дикий вопль, вопль полный боли и ненависти. Бурят кидает окровавленного кота на тропинку между ними, и Шайтан тут же со всего размаху ударяет трубой. Мне кажется, что я слышу хруст костей, а потом уши закладывает от невероятно пронзительного вопля. На встречу нам по тропинке несётся девчушка лет четырнадцати, угловатая, лохматая, тощая и невероятно быстрая. Она держит на вытянутых над головой руках топор. Теперь в авангарде у нас Бурят, а я до сих пор остолбеневший стою за спиной Шайтана. Бурят, теперь самый подвижный из нас, принимает удар на себя. Он делает шаг на тропинку между рядами конопли, уходя вправо от удара девочки, та по инерции пролетает мимо него. Бурят хватает её сзади за топор и дёргает его на себя. Шайтан в это время снова наотмашь бьет перед собой трубой как саблей. Кусты мнутся под тяжестью упавшего тела, и время снова замирает.

Шайтан оборачивается ко мне. Левая сторона его лица залита кровью. Правый глаз горит, левый то ли вытек, то ли его просто не видно. Шайтан хищно рычит.

Сердце делает один медленный гулкий удар и время, до этого тянувшееся невероятно медленно вдруг решает нагнать всё, что оно упустило. Кажется, что ускоряющие сборы наконец-то подействовали. Потому что дальше всё несется галопом. Сердце стучит в ушах всё громче и громче:

«Надо быстрей! Надо быстрей!»

А может это совсем не сердце, а шепот Колдуна?

«Надо быстрей!»

Цель уже рядом. Штурмуем летнюю кухню.

Кто был интересно этот человек, который устроил летнюю кухню в противоположном от дома конце участка? А может это раньше был сарай, а потом….

Да-да. Совсем не время отвлекаться на посторонние мысли. Нужно быть здесь и сейчас!

Перепрыгиваем по очереди через размазанную по тропинке тушку кота и стараясь максимально далеко обойти дергающиеся в конвульсиях, торчащие из зарослей, девичьи ноги. Такие же тощие и чересчур загорелые ноги были у одной бабушкиной соседки в детстве. Но не о том опять мысли, ох, не о том.

Бабушка, сеновал, отец, деревня, гусь. Гусь больно щипает меня за руку и я словно просыпаюсь. В дверях стоит бабка. Она грузная, опухшая, неопрятная, в засаленном драном халате. В очках с одной дужкой и разных тапках. Чем-то она даже смахивает на Колдуна, но только годков на двадцать постарше. У неё такие же свисающие дряблые щеки. Такие же огромные жабьи губищи и неимоверно толстые руки. Уперев их в такие же безразмерные бока она стоит спокойно, монументально и внушительно.

То ли от этого её спокойствия, то ли от того, что снова что-то сбоит в колдуновских сборах мы как будто замедляемся.

Штурм захлёбывается.

Хотя какой это штурм? Еле ноги передвигаем. Но пыжимся изо всех сил. А тут она ещё и вскидывает руку нам на встречу и что-то кричит. Я не слышу вообще ничего, вижу только краешком глаза, как шлёпают жабьи губы и желтые пеньки зубов в черной пасти. Скорее всего, то что вырывается изнутри неё – это приказ остановиться. Потому, что почти уже добежавший до бабки Шайтан, останавливается как вкопанный. Другой рукой бабка швыряет в нашу сторону какую то пыль.

Я вижу как во время броска, от резкого движения безобразно трясутся её морщинистые щёки и обвисшая кожа огромных рук, и как при этом волшебно всеми возможными цветами блестит пыль брошенная в нас. Бурят уклоняется и сразу же начинает дико кашлять, Шайтан хватается за горло и дико зашипев валится на бок.