Марк Йерго - Хочу сны. Игра уравнителей

– Хосе!

– Ньютон.

Они улыбнулись друг другу и сцепились в крепком рукопожатии.

Хосе всё время важно улыбался. Его глаза, пылающие тропическим солнцем, казались не по возрасту мудрыми, но исключительно в моменты его молчания. Стоило же парнишке заговорить, всё вставало на свои места.

– Ньютон! – когда он гоготал, за пухлыми коричневыми губами обнажались жёлтые зубы и тёмные бреши в местах их отсутствия. – Ну и имечко! Тоже учёный что ли? Или родственничек?

– Нет, – терпеливо отвечал Ньютон, немного задетый дерзостью мальца. – Это прозвище. Тебе тоже лучше бы придумать прозвище. Так говорит Гуру. В мире снов лучше не раскрывать друг другу своих настоящих имён и личностей.

– А это и так прозвище. У нас всех так в роду звали. И деда, и папашу моего! И вся наша деревня – Хосе! Все – Хосе, и я – Хосе!

Хосе оказался кубинцем с испанскими корнями. Ньютон удивлялся его отменному владению русским языком, пока Гуру не объяснил:

– В мире снов все говорят на едином языке – на языке разума. Это происходит благодаря тому, что здесь наш разум подпитывается энергией мира снов, а в энергии этой растворено столько диалектов и языков, сколько существовало за всю историю человечества. В данном случае разум можно считать синхронным переводчиком. Например, ты думаешь и говоришь на русском, Хосе – на испанском, но оба вы понимаете друг друга благодаря тому, что при коммуникативном контакте твой и его разум подстраиваются под частоту друг друга и транслируют слова собеседника уже в переводе.

Каждый день они втроём встречались либо в бункере, где Гуру объяснял теорию, либо в назначенной учителем локации. При этом, сам он лишь описывал ученикам место встречи, и им ещё приходилось отыскать его. В локациях общей территории они оттачивали техники и осваивали возможности, даруемые миром снов.

– Это прекрасно, что вас теперь двое… – часто приговаривал Гуру.

И Ньютон и Хосе постоянно следили за успехами и провалами друг друга, ожесточённо соревнуясь в том или ином ремесле. У Ньютона было больше опыта снохождения, чем у Хосе, да и сознание он имел более сформированное, чем у подростка, а потому всё у него получалось практически сразу, что очень злило и раззадоривало молодого «аборигена».

Импульсивный холерик Хосе много болтал и смеялся, и часто это мешало ему концентрироваться, когда перед ним и Ньютоном стояла задача за несколько секунд преобразовать пространство в лабиринт и пройти его раньше, чем их настигнут хранители. Хосе всё ещё боялся хранителей куда сильнее, чем Ньютон.

Казалось, малец всё ещё видел в чёрных тенях свой самый потаённый страх. Ньютон тоже порой видел в бесплотных уродливых глазницах свой кошмар, но это происходило лишь при близком контакте с хранителями. Хосе же бежал прочь от монстров и постоянно оборачивался назад, где немые они неслись следом. Малыш замедлялся, и глаза его тускнели от ужаса.

– Хосе! Чего ты там плетёшься? – кричал Ньютон, чтобы отвлечь подростка, и тогда глаза Хосе вновь оживали от смеха и радости соперничества.

– Лучше сам поднажми, Ньютон-хамон! Иначе я тебя уделаю! – кричал он в ответ и прикусывал высунутый кончик языка.

Соревнуясь в хождении по воздуху, Хосе пытался мысленно сбросить на Ньютона какой-нибудь камень с вершины утёса, до которого им требовалось добраться. Но из-за этого он сам терял концентрацию, и воздушные ступени исчезали под его старыми, не по размеру большими кроссовками.

– Чёртов гринго! – орал Хосе, падая вниз.

Гуру всегда возникал вовремя и ловил младшего ученика, а затем, спустившись на землю, огревал крепким подзатыльником.

– Маленький чертёнок! – ругался он, пока Ньютон смотрел на них с вершины. – С такими выходками ты не добьёшься ничего!

Учитель отпускал Хосе и заставлял его пробовать снова. Хосе плакал, совсем как малыш, но не от боли. Ему было настолько обидно, что нередко в моменты трёпки он просто исчезал прямо в руках учителя. И тогда Ньютону становилось совестно и, даже, боязно, что парнишка не появится на следующей тренировке. Но «чертёнок» появлялся вновь и вновь, и, как ни в чём не бывало, ухмылялся и подмигивал:

– Ну, сегодня я точно буду первым, Ньютонина-макаронина!

Хосе имел в запасе целый список смешных и не очень прозвищ. Ньютон подозревал, что малыш тщательно выдумывает их заранее, и, возможно, даже фиксирует в каком-нибудь блокноте, чтобы не забыть: «Ньютон-бутон», «Ньютик-канютик», «Ньютон-шеврон», «Ньют-баламут».

Манеры маленького задиры раздражали Ньютона лишь поначалу, но вскоре он привык. К тому же, в конце каждой тренировки, когда Гуру уходил, Хосе любыми предлогами пытался задержать Ньютона, чтобы расспросить о хранителях и мире снов. Ньютон оставался, скрывая удовольствие, которое ему доставляли занятия, где он перенимал эстафету преподавания. Ведь всего лишь пересказывая всё, что ранее говорил Гуру, он видел в любознательных глазах малыша уважение и благоговение, с которыми он сам вечно смотрел на учителя.

– У меня не выходят полёты, – глядя в землю и качаясь из стороны в сторону, говорил Хосе, а затем поднимал голову и по-ребячески упрашивал. – Потренируешься со мной ещё? Чуть-чуть! Пожа-а-алуйста…

Полёты требовали большей концентрации и большего объёма энергии, чем воздушные ступени, и всё же у Ньютона получилось помочь малышу.

– Представь, что ты лежишь на воздушной подушке, а потом попробуй переместить эту подушку. Или спроецируй невесомость – почувствуй, как если бы тебя вверх подняла верёвка. Хорошенько представь и тяни за эту верёвку изо всех сил!

На следующий день Хосе хвастался Гуру своими умениями, по привычке забыв упомянуть заслуги Ньютона.

– Видали? О как могу! Видали? – хохотал он, кувыркаясь в воздухе.

Ньютон только улыбался, стоя в стороне, и покачивал головой из стороны в сторону, когда встречался взглядом с всё понимающим малышом.

Они редко общались на посторонние темы и тем более не говорили о своих реальных жизнях, даже когда учителя не было рядом. Но порой что-нибудь да всплывало. Однажды ученики отдыхали на вершине небоскрёба, увитого красными лианами, и смотрели на полуразрушенный мегаполис, сплошь поросший такими же красно-оранжевыми растениями. Тогда Хосе без стеснения поинтересовался:

– Ньютон, а что у тебя с рукой?

Сначала Ньютон встревожился и тут же проверил левую руку. Она была на месте.

– Да, да, с этой, – повторил Хосе.

– А что с ней не так?

– Ты ей совсем не пользуешься.

Наблюдательный , похвалил малыша про себя Ньютон и попытался отшутиться:

– Ну, в этом мире пользоваться руками не обязательно в принципе, верно?

– Да, но мы же пользуемся. Потому что нам так привычнее.