Александр Николаев - Клуб частных расследований. Сезон 3

– Что с вами, Виктор Павлович? Вам плохо? – испуганно спросила девушка.

Виктор Павлович несколько раз тряхнул головой, словно отгоняя вызванных воображением невидимых монстров, и с усилием улыбнулся:

– Нет-нет! Со мной всё в порядке, – ответил он. – Просто, знаете, заработался вчера, до поздней ночи принимал пациентов. А кроме того, нынешней ночью мне плохо спалось, оттого, видимо, и некоторая усталость. Но мы с вами немного прогуляемся, сегодня прекрасная погода, и я приду в себя. Простите, ради Бога, что напугал вас своими рассуждениями. Прошу вас, не принимайте это близко к сердцу.

– Хорошо, – ответила Даша, – только давайте больше не будем говорить о монстрах, возникающих в полнолуние, даже если они и являются носителями тайных знаний. Признаюсь откровенно, мне вполне хватило обычных, тех, что нам дали в гимназии. Так мы идём к скамейке?

– Ах, да! – спохватился Сикорцев. – Конечно же, идём. Прошу вас, возьмите меня под руку. И давайте поговорим о чём-то более приземлённом, но от этого не менее прекрасном, например, о вас.

– Что вы, – рассмеялась девушка, приходя в себя после недавнего инцидента, – в моей жизни нет ничего такого, что представлялось бы интересным. Я обычный человек: живу сегодняшним днём, словно мотылёк, и жду чего-то такого, что в состоянии перевернуть мою жизнь, придать ей смысл, как выговорите. Но я молода и надеюсь, что у меня всё ещё впереди… А вот вам уже определённо есть, что вспомнить, Виктор Павлович! Вы взрослый самодостаточный человек. Расскажите мне, будьте добры, о вашей профессии. Каково это быть врачом-психиатром, пользовать людей с необычной психикой, возвращать к жизни заблудшие души? Ведь это, наверное, так интересно!

Сикорцев усмехнулся её горячности:

– Увы, должен вас огорчить, Даша. Ничего интересного, а тем более романтичного, в нашей профессии нет. Хотя, не скрою, лично мне бывает порой любопытно общаться с людьми, психика которых нарушена, то есть отличается от среднестатистического человека.

– Вы хотели сказать – нормального человека?

– Если хотите – да, пусть будет так.

– А что вообще считается нормой в понимании вашей специальности?

– О, Дашенька, это не простой вопрос. Если вы начнёте читать специальные книги по психиатрии, то неизбежно найдёте у самой себя отклонения от так называемой нормы.

– Даже так? Но должно же существовать какое-то общепринятое определение психически нормального человека?

– Ну, скажем так: нормальным принято считать человека, который придерживается принятых в обществе этических правил поведения. При этом, может оказаться так, что эти правила в разных социумах могут существенно отличаться. Скажем, то, что считается нормальным в племени аборигенов, живущих на уровне каменного века, в цивилизованном обществе не может быть таковым. К примеру, обычай поедать сердце поверженного врага или скальпировать его. У нас такого любителя экзотики сочли бы ненормальным и упрятали в дом умалишённых.

Девушка, живо представив сцену снятия скальпа с человека, брезгливо поморщилась:

– Похоже, вы правы: моральные принципы на разных этапах развития общества были неодинаковы, а в соответствии с этим и определение, что такое «нормальность», могло меняться. Ну, хорошо, предположим, что к вам на приём доставлен человек, который совершенно точно ненормален. Вы убедились в этом и приступаете к лечению. Какие вы применяете методы для этого? Какие из них наиболее действенны?

– Дашенька, это очень специфическая тема. Скажу только, что в любом случае вместилищем болезни является человеческий мозг. Нередко, погружая пациента в глубокий сон, удаётся разблокировать неработающие его участки и добиться неплохих результатов.

– И как же вы его погружаете в глубокий сон?

– Для этого существует гипноз, имеются специальные методики подавления бунтующего сознания, позволяющие вернуть психику человека в норму.

– И что же, любого человека можно ввести в гипнотическое состояние?

– Практически любого. Лишь очень немногие люди обладают способностью сопротивляться воле гипнотизёра.

– И вы обладаете такими гипнотическими возможностями?

– Да, – чуть помедлив, ответил Виктор Павлович, – обладаю. Это ведь моя специальность.

– И что же, вы, к примеру, можете меня загипнотизировать против моей воли?

– Думаю, что смогу, но не стану этого делать. Поверьте, у вас нет причин меня опасаться.

Так в разговорах они незаметно дошли до скамейки, на которой обычно Даша читала во время дневных прогулок. Время пролетело незаметно. И когда оно подошло к обеду, они с обоюдным сожалением попрощались, договорившись встретиться завтра на этом же месте.

Виктор Сикорцев родился в Казани, в богобоязненной семье обедневшего помещика, которая вынуждена была расстаться с родовым гнездом и перебраться в город. Имение было вовремя продано, деньги предусмотрительно вложены в банк, что позволяло иметь небольшую ренту. На эти деньги скромно жили двое взрослых и ребёнок. Шли годы. Мальчишка рос, окончил гимназию и поступил в местный университет на медицинский факультет.

По окончании учёбы Виктор несколько лет проработал в городском доме призрения за душевнобольными, где приобрёл немалый опыт, а затем вернулся в университет, куда к тому времени был приглашён некто Владимир Михайлович Бехтерев, молодой, но уже довольно известный специалист в области изучения психических состояний человека. Столичный профессор организовал новую кафедру, при которой была психофизиологическая лаборатория, где и продолжил свою работу Виктор.

По удивительному стечению обстоятельств они появились на свет божий в один год, совпали даже число и месяц рождения. Возможно это обстоятельство, но, скорее всего, некоторая схожесть характеров, умение Сикорцева нестандартно мыслить и аналитический ум Бехтерева способствовали постепенному сближению молодых людей. Виктор стал частым гостем в доме своего непосредственного начальник, где под молчаливым присмотром его жены Наташи они могли часами говорить о феномене человеческого мозга, о непостижимости природы сознания.

Одним воскресным днём, уже ближе к ночи, после хорошего ужина, за которым был опробован новый сорт водки, разговор зашёл о предназначении человека. Говоря об этом вечном предмете философских прений, нельзя было обойти стороной причину возникновения человека – вершины живого мира. При этом Бехтерев был согласен с теорией эволюции Чарльза Дарвина, а Сикорцев разделял взгляды каббалистов, утверждавших, что всё вокруг нас, включая человека, это результат некоего одномоментного Действия.

– И кто же, по вашему, совершил это ваше действие? – спрашивал в сердцах Бехтерев.