Роман Канушкин - Канал имени Москвы

– Может, Хардов нанял не ту лодку? – решился заметить юноша. – Я не про название. Про размеры. И потом, эта мачта… Странно.

Здоровяк посмотрел на него с оценивающим интересом.

– Сомневаюсь, – растягивая звуки, проговорил он. – Думаю, он знает, что делает. И тебе лучше так думать. Держи-ка фляжку с сидром, в случае чего мы просто загуляли на ярмарке.

– Хорошо. – Фёдор даже смутился.

Он уловил, или ему показалось, что уловил, неожиданную перемену тона. И опять юноша вспомнил одну из прибауток гребцов: «Дружба дружбой, а за весло капитана не берись».

– И хоть мне многое в Хардове непонятно, – продолжал Кальян, – но я доверяю своим инстинктам. Тео, эта ночь будет длинной. И следующие не станут короче. Это самое мягкое, что я как твой капитан могу сказать тебе о канале. Поэтому нам лучше положиться на Хардова. И мне всё равно, понимают ли нанятые им люди специфику моего юмора.

– Конечно, – согласился Фёдор. В общем, чего тут: Матвей действительно капитан на лодке, и этим всё сказано.

– Послушай, Тео, есть такой неписаный закон: ты всегда должен рассчитывать на тех, кто в лодке, а они – на тебя. Здесь, на берегу, может, оно и по-другому, но там… На какое-то время у тебя не будет никого ближе, Фёдор. Те, кто в лодке! Иначе канал не простит.

И опять юноша промолчал. Подобные сентенции, обобщения житейского опыта были в ходу на канале, только Фёдор не знал, как к ним относиться. Вернее, знал, не особо доверяя этому общепринятому ладу, и боялся, что его мнение Кальяну не очень-то понравится. Но здоровяк уже улыбался:

– Ты можешь отнестись к этому как к первой выволочке. А можешь – как к первому наставлению. – Кальян говорил негромко, и гребцы на лодке их, скорее всего, не слышали. – Обычно команду подбирает капитан, именно потому, что я тебе сказал. Но я доверился Хардову. Сечёшь, что имею в виду?

– Секу.

– Отлично, пацан. И ещё кое-что тебе следует знать: если ты сейчас взойдёшь на лодку, она оторвёт тебя от дома и от всего, к чему ты привык. И нет никаких гарантий, что ты получишь что-нибудь взамен. Только так выходят на волну. Сечёшь?! Если ты не готов , возвращайся в «Белый кролик», закажи большую кружку сидра и болтай о приключениях до конца жизни. Но если готов, добро пожаловать на борт! Хотя скажу сразу – мечтать в трактире гораздо безопасней.

– Я готов, – сказал Фёдор.

А сам подумал: вот, опять. Хотя батя как-то сказал ему, что так принято у гребцов. Это словно заговор беды. В этом бесконечном повторении азбучных истин есть большой смысл, потому что когда-нибудь они спасут тебе жизнь. Звучит так же банально, да только так и есть.

– Вот и хорошо, что готов, – спокойно сказал Кальян. И вдруг рассмеялся: – Эй, чего пригорюнился? Это была приветственная речь. Так положено в первый раз.

– А-а, – протянул Фёдор, всё ещё не сообразив, продолжают его разыгрывать или уже нет.

– Грамоте обучен? – спросил Кальян.

– Конечно.

– Шучу. Эх, достанется мне от твоего бати…

– Я здесь по своей воле.

– Это сложный вопрос, – ухмыльнулся Кальян, но уже добродушно. – Наверное, он учил тебя вести судовой журнал?

– Конечно, – удивился Фёдор.

– Отлично. – Кальян снова посмотрел на свои наручные часы, фосфорные стрелки светились в темноте. – Первая запись: на волну вышли в одиннадцать двадцать три. Ветер ближе к каналу – ноль. Курс вверх по реке. Идём к шлюзу номер один.

Фёдор кивнул, а Матвей коротко посмотрел куда-то за его спину:

– Ну, вот и он. Теперь все в сборе.

Юноша обернулся. В бесшумно подошедшем человеке он узнал бородача, с которым Кальян беседовал в трактире. Рулевой одарил Фёдора быстрым взглядом и, не сказав ни слова, направился к лодке.

– Всё, быстро уходим, – распорядился Кальян. А потом он сделал что-то странное: отобрав у Фёдора бутыль с сидром, плеснул часть содержимого в воду. – Это каналу, – серьёзно пояснил здоровяк.

Гребцы дружно налегли на вёсла, и старая посудина продемонстрировала неожиданно хороший ход. Совсем скоро лодка оказалась на стремнине и двинулась по реке против течения, держась ближе к своему берегу. Дамба со шлюзом находилась по этой стороне, но Фёдор подумал, что Матвей, обогнув намытую отмель, пытается укрыть лодку под покровом густых деревьев, нависших над рекой. Юноша бросил прощальный взгляд на город – вся восточная часть неба была покрыта густой, почти смолистой тьмой.

«Ну, вот и началось твоё приключение», – сказал сам себе Фёдор. И внезапно вздрогнул. На какое-то очень короткое мгновение ему показалось, что этот его «внутренний» голос как бы и не совсем… его. Что он очень похож на тот тёмный голос из сна. И что прозвучал он сейчас насмешливо.

До плотины Иваньковской ГЭС дошли без приключений. Фёдор знал, что участок от Дубны до входа в канал считается самым безопасным отрезком водного пути, и с удовольствием наблюдал, как на привольной речной глади весело играют блики лунной дорожки. Весь далёкий противоположный берег был укрыт завесой тумана; он стоял вдоль кромки воды плотной, мглисто-серой стеной, почти неразличимой с такого расстояния, и Фёдору даже померещилось, что его рваные клочья частично вышли на плотину. Юноша, привстав на носу лодки, пристально вглядывался в темноту, но ничего рассмотреть не смог.

– Ночью много чего чудится, – шепнул ему Кальян, – не обращай внимания на туман. А вот как зайдём за дамбу к шлюзу, следи за окошком диспетчерской. Нам посветят фонариком. Три коротких сигнала и два длинных. Если по-другому, немедленно разворачиваемся и уходим.

Фёдор перевёл взгляд на далёкий пока вход в шлюз, но туман снова привлёк его внимание. Что-то там на плотине, перегородившей реку… Однако вся поверхность водохранилища и весь свой берег были чисты на много вёрст. Туман здесь отродясь не бывал, даже в самые плохие дни вода не пускала его. Лишь небольшой клок, говорят, появлялся на дальнем конце дамбы, где когда-то стоял второй памятник. Правда, по мере приближения к ГЭС шум падающей воды нарастал, и нарастало это тревожно-сосущее чувство… словно что-то в тумане почувствовало их появление, встрепенулось, проснулось и теперь наблюдает за ними с тихой, тёмной радостной злобой. Фёдор подумал, что здоровяк, наверное, прав: вода вроде бы действительно не пускает туман. Но тогда почему нельзя добраться по реке до крупных волжских городов? Связь с Нижним и Казанью оборвалась несколько лет назад, да и про Ярославль говорят, что там творится что-то жуткое. По крайней мере, люди покидают восточную часть города, переселяются в Кимры, а некоторые беженцы даже добираются до Дубны.

Фёдор снова посмотрел на плотину Иваньковской ГЭС, протянувшейся как мостик от берега к берегу, и вдруг почувствовал, что на его спине зашевелились крохотные волоски. Ошибки не было: густой туман теперь полз по плотине. Он двигался в их строну.