Роман Канушкин - Канал имени Москвы

Утрированно, до безнадёжности пугающими, нарочито нереальными историями, которые даже не оставляли возможности для попытки взглянуть правде в глаза. Тихон считал всё это проявлением посттравматического синдрома. Наверное, так оно и было. Только Тихон полагал, что со временем всё должно утрястись. Хардов не разделял даже этого осторожного оптимизма, иногда с нарочитым юмором называя их чем-то вроде стойких оловянных солдатиков из милой, пронзительной и давно утерянной сказки.

В любом случае мелкое лесное зверьё да и вся дикая природа чувствовали себя вольготней. И дикую природу не тревожил туман. Если только он сам не был её частью и порождением. Да, в этом разваливающемся мире мелкое лесное зверьё чувствовало себя вольготней людей. Но сейчас, по мере приближения к каналу, все эти деловитые звуки смолкли. Как стих и ветерок над низкими травами.

В ночи вокруг чувствовалось лишь повисшее и всё более нарастающее напряжение. Это имела в виду Ева, когда позвала Хардова? Древний инстинкт посоветовал сегодня дикой природе держаться от канала подальше.

– Понимаешь, Ева… – осторожно начал Хардов, пытаясь подыскать подходящие слова, чтобы успокоить девушку, – эта дорога от Дубны к памятнику Ленина, дорога Молодожёнов, её иногда ещё называют…

– Дорогой призраков, – сказала Ева. – Да, я знаю.

– Верно, – кивнул Хардов и понял, что уже давно отвык от общения с молоденькими девушками. – Я к тому…

Ева теперь его не перебивала, и гид посмотрел на ответвление старой дороги, что вела в сторону дамбы и дальше, к Иваньковскому гидроузлу. Под дамбой дорога ныряла в туннель, а русло канала со шлюзом № 1 было проложено над ним. Хардов вспомнил чёрный мглистый зев туннеля и подумал, что это скверное место. Особенно сегодня. Даже в благоприятные дни люди предпочитали пользоваться лодками, а не туннелем, для переправы на другой берег дамбы, и не только потому, что он притягивал уйму крыс.

Если верить городским слухам, некоторые мальчишки на спор перебегали туннель – что там, всего лишь несколько десятков метров. Если верить тем же слухам, некоторые из бегунов не справлялись со столь короткой дистанцией: они не появлялись с противоположного конца туннеля, но и назад, к месту старта, не возвращались. И возможно, именно сейчас, в эту самую минуту, нанятая Хардовым лодка проходит над туннелем, о котором столько любят посудачить в трактирах Дубны.

– Я к тому, – повторил Хардов, – что тебе не стоит бояться: сегодня на этой дороге мы вряд ли встретим призраков.

Ева помолчала. Когда она начала говорить, Хардову что-то очень не понравилось в её тоне.

– Я боюсь не того, что нам встретится по дороге, – голос Евы сделался глухим, бесцветным, и она смотрела в сторону памятника, – а того, что нас ждёт там. На воде. Там что-то…

– Брось, дочка, – попытался успокоить дочь Щедрин. – У нас очень опытный гид. Лучший из гидов.

– Неужели вы не чувствуете? – Девушка покачала головой. – Это вокруг… Его словно становится всё больше. Оно растёт…

«Напряжение?» – подумал Хардов. Вслух он сказал:

– Ева, есть такие дни… Я не думаю, что нам что-либо угрожает физически. По крайней мере, я к этому хорошо подготовился. Но существуют дни не самые благоприятные, чтобы уходить в плавание по каналу. Но они такие же и для наших… – Хардов кивнул, ему показалось, что он отыскал смягчающее слово, – для наших недоброжелателей . Там сейчас нет охраны. Люди остерегаются выходить на канал в такие дни. Идём, Ева, лодка скоро будет на месте.

– Хорошо, идёмте, – согласилась Ева. – У нас действительно нет другого выхода. Но я хочу, чтобы вы знали, я не обольщаюсь насчёт людей. Ну, про охрану там, и всё такое… Недоброжелатели – всё так. Только иногда люди – меньшее зло.

– Что ты имеешь в виду, дочка? – сипло спросил Щедрин.

Хардов смотрел на девушку, плотно сжав губы: в общем, чего уж тут скрывать, эта тишина вокруг и ему действовала на нервы.

– Я не знаю, что там, – наконец сказала Ева и снова неуверенно кивнула в сторону памятника, – но оно как бы… пока далеко. Не знаю… Но с каждым нашим крохотным шагом оно приближается намного быстрее.

«Ну, конечно, ведь мы туда идём», – хотел было возразить Хардов. Однако Ева не оставила ему такой возможности.

– Приближается – не совсем точное слово, – сказала девушка. – Оно там есть. Ну, да, становится ближе. Словно чует нас. Будто мы притягиваем его.

– Пробуждается? – вдруг спросил Щедрин.

– Может быть. – Ева удивлённо уставилась на отца. Он, как и большинство учёных, законченный агностик, всегда твердил ей, что все феномены канала скорее психологического свойства. – Да, наверное.

«Оно никогда не спит», – подумал Хардов. Он прекрасно знал, о чём пыталась сказать девушка.

– Но оно идёт. Из какого-то… очень плохого места. Но, наверное, немного времени у нас всё же есть.

«Не совсем так, – мрачно усмехнулся про себя Хардов. – Оно там везде. И всегда было. Там всё буквально пропитано им. Дело действительно намного сквернее, чем виделось в начале».

– Хардов, простите, пожалуйста, старика, я понимаю, что это может показаться смешным, но… – Голос Щедрина стал словно безжизненным, когда он закончил фразу. – Это то, о чём принято говорить «Второй»?

Хардов помолчал. Затем сложил руки и хрустнул пальцами. В сгустившейся тишине звук вышел довольно необычным, сухим, неприятным, будто сломали грифельный карандаш.

– Павел Прокофьевич, вы ведь учёный, – мягко улыбнулся гид, – стоит ли прислушиваться к разным байкам?

– Возможно, вы правы, Хардов, – вступилась за отца Ева, – но знаете… Страшный зверь в лесу назывался Бер. Тот, кто заберёт, видимо. Он жил в своём тёмном логове, которое так и звалось – берлога. И древние лесные люди настолько боялись зверя, что предпочитали не произносить его имени, называя его описательно и по-иному – Тот, кто ведает про мёд. Или Медведь.

– Я слышал об этой истории, Ева, – снова улыбнулся Хардов. – Ещё ребёнком.

– Несомненно, – кивнула девушка, и Хардов уловил в её напоре еле сдерживаемый страх. – Но можете ли вы поклясться, что со… «Вторым» дела обстоят иначе?

Напряжение вокруг достигло своего пика, сменяясь какой-то липкой неподвижностью, словно дальше им придётся двигаться сквозь слои ваты.

– Нет, Ева, не могу, – помолчав, наконец произнёс гид несколько сухо. Он не собирался её обижать, однако никаких истерик он не допустит даже в зародыше. – Но я поклялся тебя защищать, Ева, пока не доставлю в пункт назначения. И я сдержу слово, чего бы мне это ни стоило.

В этот момент пронеслась тёплая волна, и в воздухе захлопали крылья. Ворон Мунир снова вернулся, и сковывающее всех тоскливое оцепенение развеялось. Хардов чуть выставил вперёд руку. Ева смотрела, как ворон садится на приподнятый локоть гида, и ей почему-то вдруг подумалось, что Мунир, видимо, вообще довольно весёлое создание. И от этого девушке стало чуть менее страшно.