Анна Абаимова - Папа, куклу звали Джульеттой

– Не знаю, кто такой, – отмахивается Аким Аркадьевич и пауза между ними тянется дольше приличного.

Она уже хочет уйти, потому как понимает – слишком засиделась тут, хотя в общем-то уже обсудила с этим человеком всё, что ей было нужно. И теперь он смотрит на неё как-то странно и эта странность в его взгляде её очень смущает, улавливала она её ни раз и прежде. Он же смотрел так порой, потому что иногда затруднялся и не понимал, как же всё-таки её воспринимать – как подругу, будущую любовницу или вторую дочь. Порывался прикоснуться к ней, но боялся, что этот жест оттолкнёт её или оскорбит… Поэтому часто он просто смотрит на неё во все глаза, как на героиню спектакля одного актёра.

– Вы прямо мой поклонник, – льстит она, старательно делая милым выражение лица. – Но пока только единственный.

– Будут ещё и фанаты, и поклонники, – добавляет он.

На этой фразе она уже выходит из его кабинета.

Он остаётся один и усмехается ей вслед, думает – какая она мечтательница.

Рабочая смена уже подходит к концу и пора идти в душ. Но он ловит себя на мысли, что чуточку оплошал и надо было ополоснуться до её прихода. В самом деле, а вдруг… Решает впредь быть более расторопным и ловить удачу, если она так нежданно-негаданно залетает к нему в кабинет. Ещё он всегда жалеет, что Лариса не пользуется духами, даже осторожно упрекает её иногда в этом. Однако она не исправляется. Ему же всегда очень хочется, чтобы в кабинете после неё оставался хотя бы тонкий шлейф её аромата.

Сейчас, несмотря на то, что они пили кофе, здесь пахло почему-то берёзовым лесом. И он улыбнулся, подумав, что это наверняка от рассказанных историй. Но тотчас вспомнил – ведь он подарил ей берёзовый шампунь, посмеялся над этой своей забывчивостью.

Лариса в это время уже поехала домой…

Ездила она на старой машинке, сменившей не одного хозяина, однако, как она считала, так намного лучше, чем ездить в городском транспорте. Машина часто ломалась и тогда ей приходилось какое-то время ездить на такси или трамваях. Там ей становилось грустно и даже страшно, потому что артисты, как она всегда считала, это высшая каста, и значит ездить они должны только на дорогих машинах – лимузинах и ягуарах. Хотя особенно в машинах она не разбиралась – знала только эти два красивых названия. Сейчас она изо всех сил гнала свою развалюху, представляя, что это как раз и есть её шикарный автомобиль и она вся такая знаменитая скрывается за тёмными стёклами от поклонников… Представляла на заднем сиденье ворох букетов, и ещё коробки с нераспечатанными подарками – там наверняка могли лежать драгоценные украшения…

Думая так, она смотрит только вперёд, на дорогу, и ни в коем случае не оглядывается. Хочет как можно сильнее окунуться в мечту, поверить в неё настолько, чтобы в какой-то неожиданный момент мечта вдруг стала неотделима от реальности. Не позволяет сомнениям отвлекать её от этих фантазий, потому как точно знает – сомнения всё портят, рушат, обесценивают. Сколько она знала таких вот актёров, усомнившихся в своей исключительности – все они сейчас прозябают в провинциях и уже даже не смеют думать о какой-то там славе и столице. Но она знает – она в самом деле исключительная, и настанет тот момент, когда действительно оглянувшись, увидит за спиной толпу фанатов, преследующих её машину. А вдруг заветный миг уже настал? Вдруг реальность с мечтой сольётся именно сейчас?

…Так думала она с надеждой всякий раз, когда приезжала куда-нибудь и надо было взять сумочку с заднего сидения. Сейчас она вздрогнула, потому что в самом деле увидела там подарочный пакет, перевязанный бантом. Растерялась даже, потому что совсем забыла, что бросила подарок Акима Аркадьевича сюда, а теперь сразу вспомнила, с досадой усмехнулась, отшвырнула его в сторону и взяла сумочку.

Лето выдалось тёплое и её терзала грусть от прозябания в этой дыре… Ведь в это самое время она, такая сногсшибательная, могла зарабатывать миллионы и зрители могли замирать от одного только её взгляда. Пока не замирали и зрителей не было вообще.

…Она вышла из машины и зашла в свой любимый продуктовый магазин. Продукты здесь были дороже, вкуснее и качественнее тех, которые продавались всюду по городу в супермаркетах. В свежести она не сомневалась, потому что была здесь постоянной покупательницей, и так как продавцы её уже знали, то никогда не обманывали.

– Мне как обычно, – сказала она продавцу.

А обычно всего было очень много: она покупала здесь хорошую колбасу и настоящий сыр, который источал приятный аромат молочных сливок и таял во рту, не то, что другой, который был будто резиновый и который ели все обычные люди. Без бутербродов с сыром Лариса не представляла ни одного утра, а без колбасы – ни одного дня. Но это только сейчас, а потом, когда она наконец станет знаменитой и перестанет считать деньги, будет заказывать еду из ресторанов ещё более вкусную и дорогую.

Продавец неизменно ей улыбалась, всячески старалась угодить. Ларису это всегда весьма забавляло – тогда и вовсе она начинала играть роль эдакой богачки, что прямо-таки у неё получалось весьма убедительно.

– Как там погодка? Дождя нет? – спрашивала при каждом её визите сюда продавец.

Сначала такой вопрос приводил покупательницу в замешательство, после начал раздражать, но постепенно она осознала своё преимущество перед этой несчастной буквально привязанной к своему прилавку женщиной, и каждый раз с некоторой даже издёвкой, деланно умиляясь, рассказывала, как там солнечно и тепло, и как хорошо просто прогуляться по городу. После, забрав покупки, медленно смакуя каждый шаг, направлялась к выходу – при этом чувствовала спиной завистливый взгляд, но ей нравилось вот так дразнить, потому что она знала – продавцу совсем некуда деться, она не бросит свой товар и не побежит гулять следом за ней.

Всё в точности также происходило и сейчас, и она подчёркнуто медленно взяла пакет, источавший дивно-вкусный аромат. В какую-то долю секунды момент этот показался ей каким-то ненастоящим – может даже устаревшим, слишком часто повторяющемся в прошлом, а потому будто утратившим даже какой-либо смысл. А может это так реальность уже сливалась с мечтой, и от этого появлялись такие странные ощущения. И пакет этот с продуктами был как будто ненастоящим, и захотелось даже его немедленно развернуть, надкусить одно и второе, но она удержала себя от такого порыва, представляя, как нелепо это будет выглядеть со стороны. Ведь вокруг сновали люди и они смотрели. Ощущать на себе взгляды являлось весомой частью её профессии, и очень часто в самом деле она придавала важное значение тому, как смотрит на неё вот эта негласная публика.