Эпоха Век - Бабы дуры

– А как насчёт медосмотра? Ведь это обязательное условие в торговле?

– спросила Таисия.

– Конфеты, коньяк и так, по мелочи всегда свою роль играли, придумывала то месячные, то ещё какую фигню, пролазило. Вижу ещё один вопрос в твоих глазах, мужиков я избегала, помня, чем они расплачиваются за любовь ко мне. Троих ведь точно схоронила, а Иван ко мне во сне приходил, говорил, что скучает, ладный такой, красивый, в костюме, в таком виде во сне только покойники приходят, значит, и он не выкарабкался. Клеились, конечно, ко мне мужики и моложе меня и старше и калибра физического разного и материального положения, но я ни-ни, не кровожадная. До тридцати шести лет с девственностью своей не рассталась, а потом она для меня самым ценным даром стала. Вот так я в христовы невесты сама себя и записала! За меня и за себя Полина удовольствия от мужских ласк получала, я до сих пор её не осуждаю, есть суд и посерьёзней, чем наш, человеческий. Первые свои месяцы на должности товароведа я честно свою работу исполняла, а потом, как говорят, аппетит приходит во время еды, а я могу добавить, аппетит возрастает от безнаказанности. Стала я приписками заниматься, товар партиями списывала, якобы срок годности вышел, да мало ли у товароведов примочек всяких, чтобы левые деньги сделать. Появились у меня связи нехилые, да только и они не отмазали меня от ОБХСС. Помнишь такую организацию? Это сейчас всё и всех купить можно, а тогда в этом отделе все идейные и честные были.

Как только начали шерстить наш гастроном, Аванесыч от меня сразу открестился, хоть и дели мы с ним навар, мол, не знал, не ведал, что подчинённые творят, у него лапа мохнатая в министерстве была, откупился. Я его не виню, мне уже сорок было, знала, чем могу поплатиться за свои шахеры-махеры. Срок мне впаяли – семь лет. Как вспомню себя ту, на суде – сердце кровью обливается. Но спасибо нашей коммунистической партии, иногда она давала поблажки таким, как я, оступившемся. Учли, что я мать – одиночка, что раньше не привлекалась, коллектив магазина характеристику мне настрочил, в пору хоть на «божничку» сажай. Полинка убивалась, себя винила, что познакомила меня с Аванесычем, будто он моей рукой водил, да свои мозги в мою голову засунул. Благодарна я ей и по сей день, она меня тогда не бросила, переспала с кем надо, мою комнату за мной так и оставили, хотя с проворовавшимися торгашами тогда так поступали – конфискация имущества, а к тому временя я много чего приобрела и золотишко было и всякие вещицы антикварные, меха. Полинка, умница, всё припрятала в своё время. Опять же, с Мишенькой мне помогла, через постель, конечно, кому-то подвернула и опекунство над пацаном оформила. В зоне тоже крепко мне помогала, грела, как говорят, это когда передачки передают. Всякого народа я на этапе и зоне повидала, школа ого-го какая, таких наук ни в одной академии не преподают, узнала, что на самом деле ценностью в жизни считается. Вот какое правило я оттуда вынесла – унижать можно, тем более, если это позволяют, а вот унижаться не смей, лучше умри. Мерзко конечно это всё, но иначе за решёткой не выживешь, там же не только торгашки-простофили сидят, да воровки по-мелкому, да те бабы несчастные, что мужа или полюбовника в сердцах чем-нибудь огрели, да до смерти. Там такие зечки прожженные, убийцы безжалостные, что сознательно человека жизни лишают, сидят, чуть проворонишь, раздавят. Там я ещё одно правило усвоила – не задавай вопросов, когда человек созреет, он сам выложит всё, как на духу. С добротой своей природной ни к кому в глаза не лезь, она, доброта, может с тобой злую шутку сыграть. Свою помощь никому не предлагай – жди, пока сами попросят помочь, а главное, назначь цену за свою помощь, тогда не будешь проклята.

– Да, суровая наука, – Таисия закатила глаза, – может, Аллах и уберёг меня от этого, что я и с половиной этого не справилась бы?

– Может и так, – Павловна кивнула головой, – однако, вопросик в твоих глазах, как соринка торчит, спрашивай.

– Вы так и не познали физическую любовь? – прошептала Таисия, ей было неловко спрашивать об этом, но любопытство перевешивало.

– От, ворона старая, я ей такую науку преподаю, а её больше моя м…а интересует, – всплеснула руками Павловна.

– Анна Павловна, – сморщилась Таисия, она первый раз за то время, что прожила у старухи, назвала её по имени и отчеству, обычно обращалась только по отчеству, – я бы поняла, если бы вы дали обет безбрачия по религиозным соображениям или по какой-нибудь болезни, но так, в нор-мальной жизни и с нормальной головой, не забитой фанатическими идея-ми, нежели никогда, извините, не засвербило?

– Нет, не засвербило, – Павловна состроила ехидную мину, – моя девственность – палка о двух концах и концы эти неравнозначны. Помнишь, в деревне меня окрестили «невестой дъявола», может, и есть он, это дъявол и я его половинка?

Павловна закашлялась, но из баллончика брызгать не стала, отпила глоток вина.

– Не познала я радостей энтого дела, фу, как по телевизору увижу все эти мерзости, противно становиться, слюняво.

На щеках Павловны вспыхнул румянец, Таисия гадала, от вина или от смущения зарделись щёки непорочной старухи?

– Вводишь ты меня в смущение своими глупыми вопросами, Таисия, – Павловна сама ответила на немой вопрос своей слушательницы, – сама не знаю, жалуюсь я тебе или хвастаюсь, но такая песня моей жизни, припев не выкинешь. Последнее время подумываю так, может, когда предстану перед светлые очи господа, скостит он мне наказание за мои грехи в награду за моё девичество? Как думаешь? Вот и вся история.

– А как же Миша, Полина? Про их судьбы вы не рассказали.

– А что, Полина молодец, Миша всегда был сыт, обут, одет, она мою фотографию на комоде держала, всегда ему показывала, моё день рождение они отмечали. Так что, когда я освободилась, они меня встретили и мальчонка сразу меня признал.

– А когда родилась та, биологическая мать Михаила?

– Девятнадцатого января, в самую стужу.

– А вы?

– Тринадцатого мая, так я и промаялась всю свою жизнь.

– А как вы начали жить после освобождения?

– Как и говорила уже, Полина встретила меня, всё моё добро сохранила, я первое время как зверь в зоопарке себя чувствовала, казалось, что по улице иду, а мне вслед пальцем тыкают, зечкой обзывают. Это сейчас молодёжь полгода в предвариловке отсидит и на каждом углу себя в грудь бьёт, что сидел. В то время этот факт биографии скрывали, как могли. Так вот, Аванесович, не до конца подлецом оказался, отблагодарил меня за то, что я его с собой в тюрьму не потащила, купил мне вот эту квартирку, тогда она кооперативной называлась. Такие хоромы только недавно опять строить начали, раньше всё клетушками-хрущёвками народ баловали. У меня же балкон, как терраса, я его уже потом утеплила, цветы там выРащивала, канареек завела, пели они, заслушаешься, выйду, сяду в кресло-качалку и кайфую. Но отдыхать мне долго сам Аванесович не дал, на овощную базу пристроил, деньги не большие, но свобода полная, перетёр, с кем надо, меня потихоньку в заведующие перевели, а там, сама понимаешь, доход другой.