Эпоха Век - Бабы дуры

– А вам он нравился?

– Да влюбилась я в него по уши, как никогда до этого не любила, с первого взгляда, с ума сходила.

– И как же вы?

– Будешь перебивать, ничего больше не скажу, – нахмурилась Павловна, но вряд ли угроза была серьёзной, по глазам старухи было видно – рассказ так и просится наружу, – и тут, как-то ночью, услышала я слабый стук в окно, шторку дёрнула, а там, в свете луны, Иван стоит. Приоткрыла я окошко, а он тут же за руку меня схватил и зашептал: «не выйдешь ко мне, пойду, утоплюсь, жизни мне без тебя нет». Уступила я, так мы и стали по ночам встречаться, миловались так, что дух захватывало и сердце останавливалось. Но ничего лишнего я ему не позволяла, когда чувствовала, что он вот-вот с собой сладить не сможет, вопросики ему всякие задавала, он мне о городской жизни рассказывал, стихи читал. Уборка к концу подходила, Иван, когда пришёл в очередной раз, сказал, что перед народом меня своей невестой назовёт. Я хоть и любила, но тревожно на душе было, сказала ему, что не выйдет у нас ничего хорошего, помню, он засмеялся, прижал меня к себе и шепнул: «любовь наша сильнее всяких напастей». А утром над селом обложной дождь начался, Иван в поле работал, промок – продрог, а через три дня слёг с воспалением лёгких. Врачи его в райцентр увезли, сказали, что вряд ли выкарабкается. Сгорел здоровенный мужик за неделю, как свечка. Почуяла я, что надо мной тучи сгущаются, собрала вещички сменные, дом подпалила, чтобы некуда было возвращаться и рванула через лес на станцию. Билет до Москвы не купила, с пересадками пришлось ехать, а на этой станции, где теперь городок наш разросся, жизнь моя и перевернулась.

Павловна замолчала, на этот раз Таисия не подгоняла её рассказа, старуха с характером, может и замкнуться в себе, а услышать продолжение Таисии очень хотелось.

– Сделай-ка мне яишенку, пока вспоминала, проголодалась, а я сейчас…

Пока старуха в ванной комнате заседала, Таисия уже подсуетилась, яичницу сварганила, чтобы желтки жидкими были, вдруг Павловна макать хлебом их любит? Старуха вернулась к столу и тут же макнула краюшку хлеба в яркий глазок яичницы. Таисия терпеливо ждала, пока Павловна насытиться.

– Молодец, я такую и люблю, как угадываешь? Ну, слушать дальше хочешь? Да, самое интересное впереди. Так вот, мы чуть-чуть до Москвы не доехали, что-то там с вагоном приключилось, путейцы его дальше не пустили, мол, в столице строгий контроль, как бы по шапке за неполадки не получить. Кто шибко торопился, тех по всему составу распределили, а кому торопиться некуда было, тот остался другой поезд ждать. Я тоже осталась, с мыслями собраться надо было, решила подождать. Пошла я со своим узелком в тот сквер, что до сих пор растёт и процветает возле нашего вокзала. Вечер уже был, темновато. Но я разглядела человека, сидящего на скамейке, решила подойти, поболтать, всё веселее вдвоём время коротать. Подошла, оказалось, это женщина с маленьким ребёнком на руках, сидела неподвижно, толи думала о своём, толи дремала. Я подошла и поздоровалась, женщина мне не ответила, а ребёнок, заслышав мой голос, заугукал, захныкал. Смотрю, женщина не шевелиться, я решила ребятёнка на руки взять, пока мать дремлет, потянула его, а женщина не выпускает, несильно держит, а цепко. Я удивилась, до её руки дотронулась, а она как лёд, пригляделась я к её лицу, темно уже было, глаза у женщины закрыты. И тут меня будто кипятком ошпарили, – Павловна передёрнула плечами и снизила голос до шопота, – мёртвая она. Выдернула я ребёночка из её покойницких крепких объятий, посадила рядом с собой на скамейку, дала бублик, а сама огляделась, нет ли кого поблизости. На моей стороне провидение было в тот момент, ни души вокруг. У меня мозги хорошо работают, особенно в таких неординарных ситуациях. Взяла я её сумочку, нашла там документы, оказалось, землячки мы, она из Новосибирска, до моего колхоза два дня пути, свидетельство о рождении ребёнка тоже было, в графе «отец» – прочерк. Мы с ней одного года были, я тринадцатого мая рождения, а она седьмого. Я – Анна, а она – Алла, отчества разные, ну и фамилии, конечно. Сходство меж нами слабенькое было, но благо в то время фотографическая индустрия не чета теперешней, можно было прямо на фотографии карандашом подкорректировать чуть-чуть. Я быстро сообразила, свои документы ей положила, а её себе забрала. Ребёнка подмышку, платком обернула, он тут же заснул, устал малый, да замёрз, осень ведь была. Кинулась я бежать подальше от этого места, решила, что значит так судьбе угодно, в этом городишке мне и осесть. Хотя в большой Москве затеряться проще было, но и хлопот не оберёшься устраиваться, в маленьких городах люди добрее, сердобольнее. Когда за моей спиной свисток милиционера раздался, я чуть сама замертво не свалилась, едва с мыслями собралась да отдышалась, как патруль ко мне подошёл. Выслушали мою историю о том, как наш вагон сломался и сопроводили меня на вокзал, в комнату матери и ребёнка, были такие раньше в каждом вокзале. Ночь мы с ребёнком переночевали, мальчишка молодец, вёл себя спокойно, покормили его, он и заснул до утра, умаялся, бедный, а я всё дрожала, боялась, что когда он отдохнёт, начнёт капризничать, я же чужая тётка, кто знает, какой у него характер, некоторые ребятишки чужих к себе на пушечный выстрел не подпускают, орут благим матом. Едва утра дождалась, но мальчонке надо должное отдать, он нутром чувствовал, что деваться ему некуда, сразу меня принял, заулыбался. Ты тоже слышала, дверь хлопнула? Быстро твой сынок показал, где машина. Хочешь пойти посмотреть? Да в порядке он, что с дерьмом будет! Думаю, пора тебе свои вещички ко мне перетаскивать или другую крышу себе нашла?

– Да не зачем, если не прогоните, мне и у вас замечательно, – улыбнулась Таисия.

– Не прогоню, пока душа в душу жить будем, – хмыкнула Павловна, – иди, тащи своё добро, много его у тебя?

– В одной сумке уместиться, всё продала, – развела руки в стороны Таисия.

Открыв двери своими ключами. Таисия прислушалась, голоса сына и снохи раздавались из кухни. В полумраке коридора Таисия споткнулась об два своих чемодана и, чертыхнувшись, зашла в кухню.

– Мебель тоже забирать будешь? – дрожащий голос сына болью отозвался в сердце матери.

– Нет, пусть внукам остаётся, – ответила Таисия, – где моя шкатулка?

– В вашем чемодане, ничего вашего мы не брали, – сноха повернулась к Таисии и та заметила, сколько ненависти было сейчас во взгляде молодой женщины.

Таисия вышла в коридор, достала из чемодана шкатулку, в которой хранила свои украшения, посмотрела на них, вытащила старинное колье и сунула его в карман. Прикинула, сколько стоят оставшиеся драгоценности, тысяч семь в долларах будет, и, вернувшись на кухню, поставила шкатулку на стол.