Максим Никитин - Пять Кругов. Сабнак

Пять кругов. Сабнак

Во-первых, раздался оглушительный визг тормозов, и меня накрыло чем-то темным.

Я просто переходил дорогу к магазину за пивом не по пешеходному переходу, курил, задумался о фильме, что только что посмотрел, задумался о кривых неисповедимых дорожках судьбы, и тут раздался визг тормозов и удар.

Я понял, что меня сбила машина. Почему я это понял? Потому что уже в полете видел удивленное лицо водителя держащегося за руль, который как бы извинялся, поднимая в определенном жесте плечи. Типо:

– Извини, парень, я тут задумался о фильме, что только что посмотрел, о кривых неисповедимых дорожках судьбы…

Очень неожиданно все так получилось. Жизнь не пролетала у меня перед глазами. Ведь, как мне всегда казалось, она пролетает, когда ты осознаешь, что тебе сейчас будет очень плохо. Возможно даже, что ты умрешь! Очень жалко себя так становиться, и не пожил же ведь еще…

Кажется, такие планы были грандиозные, только вот вчера ходил в школу, институт, устроился на работу, карьерный рост… Потом женился, как я думал, счастливо. Но счастливо было, когда я хорошо зарабатывал и помалкивал в тряпочку, а как только фортуна отправила меня на обочину жизни, туда же каждый день пыталась отправить меня и моя жена, старея с каждым годом… И дочка, расцветая с каждым годом и намекая, что я неудачник, выпрашивала все новый и новый, и новый гаджет… Или это уже было мое предполагаемое будущее… Я же никогда не был женат… Может и хорошо, что все так произошло…

А вот оно прошлое… Вот как в детстве в деревне дедушка сделал мне деревянного коня, на котором я катался дни на пролет. И не было у меня более близкого друга. А вот как дедушка умер от рака легких, не вспоминая ни меня, ни собственную дочь – мою мать. Просто болтался между мирами, а врач колол ему всю новую и новую порцию опиата, с подозрением посматривая, чтобы никто из нас случайно не уволок подотчетную ампулу.

А вот как я строил планы плюнуть на все взять отпуск и махнуть куда-нибудь отдохнуть, провести недельку овощем на пляже, а может быть рвануть дня на четыре на рыбалку в глушь, чтоб без телефона, ноута, почты…Так одно за другим, и вся твоя жизнь должна пролететь у тебя перед глазами. Но ничего такого не было. Это было во-первых. Я просто подумал: «Ух, не х-я себе!!!»

Во-вторых, ничего изумительного не произошло. Где же это невероятное ощущение полета и необыкновенной легкости? Где же столб золотого света, изливающийся с небес? Где мое полупрозрачное астральное тело, поднимающееся все выше и выше? Арфа, крылышки и нимб, в конце концов?

– Этого ты уже не получишь, – послышался какой-то знакомый голос, исходящий, казалось, из огромной темной пещеры. Глухой, с отголосками эха, но в то же время четкий. – Тебе теперь крылышки не положены.

Тени стали медленно выползать из-за каждого плохо-освещенного угла, сочиться из-под корпуса сбившего меня автомобиля. Отбрасываемые голыми деревьями на мокрый холодный асфальт, они двигались словно живые, словно клубки змей. Пытаясь дотянуться до того места, где стоял я, они перешептывались различными голосами.

Я осмотрелся. Фонари все так же тускло горели, освещая широкую полночную улицу, которую я пытался перейти. Поодаль, возле наклоненного фонарного столба, дымила и обнимала этот пресловутый столб темная покореженная Тайота. Водитель был внутри, но я не знал, жив он был или мертв.

Я стоял все там же, где меня настигли сталь и пластик автомобильного корпуса. Мне казалось, что каким-то чудом удар прошел мимо, хотя впереди на дороге четко виднелся человек в точности похожий на меня и лежащий в луже крови. Точнее этот человек был в моей одежде (только так я мог бы сказать о нем) ведь лица и части черепа у него практически не было. Вместо них было какое-то отвратительное месиво, похожее на «домашний фарш» из красного мяса и белых кусочков мозга, хорошо смоченных красной жижей. Человек лежал на асфальте неловко, словно только-только неудачно прилег, заломив правую руку на спину. На его ногах не хватало одного ботинка. Под моими ногами тлела недокуренная им сигарета.

Тени на земле наконец-то добрались до меня. Они начали сплетаться в нечто единое, они, цепляясь одна за другую, поднимались вверх, создавая что-то объемное, что-то невероятное. Вот это что-то начало проявляться, будто скелет огромного животного, точнее его грудная клетка. Его черные ребра без единого куска плоти поднимались все выше и выше. Постепенно эти ребра начали обрастать каким-то непонятным живым материалом, состоящим, словно, из тысяч переплетенных странным образом, мелких копошащихся человеческих фигурок. Вот уже начало появляться нечто осмысленное: покатые бока, нос, корма…

Это была лодка. Лодка посреди непонятным образом вымершей широкой асфальтированной дороги в самом центре города.

И вдруг, взмахнув длинным шестом, на корме появилась темная человеческая фигура, с головы до ног закутанная в длинный местами истрепанный плащ с капюшоном. Кормчий повернулся ко мне и жестом руки пригласил в лодку. Сердце мое упало в пятки. Я затаился и не двигался, наивно надеясь, что человек в лодке, делает эти знаки кому-то другому.

Кормчий взмахнул шестом, громко стукнул о черный борт своей посудины. Я вздрогнул, взглянул на него и снова увидел неторопливый жест, которым приглашали взойти на борт именно меня.

Делать этого по доброй воле я не собирался.

Бежать! Нужно бежать, куда только возможно! Бежать, не останавливаясь!

Я рванулся в ту сторону, где только недавно дымила Тайота, но тут же остановился, как вкопанный. Ничего из того, что окружало меня несколько секунд назад: дороги, тусклых фонарей, автомобиля, человека, лежащего в луже крови – ничего уже не было. Я стоял посреди бесконечного серого пространства спиной к широкой темной реке, где, как мне казалось, кормчий стоял в лодке все в той же позе и приглашал меня взойти на борт.

Ко мне же аккуратно, полукругом, прижимая уши к пепельным головам, а меня все ближе и ближе к реке, двигалась свора огромных жутких собак. Оскаленные пасти, утробное урчание и смрад, исходивший от них, заставляли меня пятиться в нужном кормчему направлении. Поддавшись неописуемому ужасу, я шаг за шагом приближался к жуткой черной фигуре на корме.

– Страх – это первое и самое простое, что можно прочитать в человеческой душе, – промолвил кормчий, тем же знакомым голосом, который я услышал практически сразу после того как меня сбила машина.

Озираясь на псов и поглядывая на шест в руках темной фигуры, я взошел на борт и аккуратно бросил беглый взгляд на кормчего.

Его лица не было видно, оно скрывалось просторным капюшоном, через дыры которого, проникал тусклый свет. Но эти мутные сумеречные лучи не выхватывали из полумрака потрепанных одежд ничего. Там была какая-то безнадежная холодная пустота. Словно душа самоубийцы, подлого предателя идеалов земной жизни, лишенная смысла, и, вопреки светлого закона, не оставляющая значимого отпечатка в любом из миров. Так минутку… Это подумал я? Я это подумал или сказал?