Вера Урман - Зеркало для Евы

Мальчик открывает глаза и острый спазм пронзает его. Голод грызёт изнутри ещё живое тельце. Две слезинки скатываются по щекам и набравшись духу, малыш шепчет: – Мама! – ещё раз чуть громче: – Мама, я кушать хочу, дай хлебца, мамочка, хлебца хочу, пить хочу, мама дай водички!

Рыжеволосая медленно подняла голову, обретая реальность, затем повернулась к топчану лицом и непонимающе уставилась на ребёнка. Пустые бессмысленные глаза, вдруг стали наливаться чернотой и ярость исказила до безобразия её миловидное лицо. Слова, как камни вылетали изо рта и обрушивались на бедное маленькое тельце:

–– Заткнись, выродок вонючий, урод паршивый! Ишь, сволочуга, жрать он хочет! Дерьмо своё лопай, поганец, а ссаньём запивай, гадость такая! Ты мне всю жизнь испортил, дебил, а теперь хлеба просишь, говнюк; да чтоб ты сдох!..

Мальчик давно уже молчал, а рыжая всё орала и орала. От криков пришли в себя мужчина и женщина, осоловело глядели на разошедшуюся молодуху.

–– Чё ты уставился зенками, козёл, чё уставился! – кричала испуганному ребёнку рыжая, – не смотри на меня так, а то я сейчас тебя быстро «накормлю»!

Из-за сковавшего страха, мальчик не мог отвести взгляд от разбушевавшейся матери.

–– Да ты ещё нарочно делаешь, мать не слушаешься? Ну всё – получай! – подскочив к мальчику, рыжая со всего размаха ударила его по лицу, а потом ещё и ещё раз… Голова на тонкой шейке дёрнулась несколько раз и застыла; ножки незаметно для рыжей, вытянулись. Мальчика уже не было в этом больном, измождённом тельце. Ангел, взмахнув крыльями, уносил светлую Душу подальше от этой смердящей норы…

– Вот – так вот, сразу заткнулся, урод! – удовлетворённая «послушанием» малыша, пробормотала «рыжая», – будешь знать, как канючить; спи лучше и чтоб я тебя больше не слышала! – добавила она, не зная, что мальчик её уже не слышит.

–– Давно пора было его заткнуть, – подала голос женщина у стола, – а то «дай» да «дай», за…бал совсем твой выродок. Где я ему столько наберусь? Или у меня с неба валится? Ты, Юлька, собралась и уехала в город, а мы тут должны твоего вы…ка кормить? Всё, на ху…, мне посрать и на тебя, и на него! Забирай и вези куда хочешь. У меня тоже своя жизнь и муж молодой; да, Миш? – женщина заулыбалась полу-беззубым ртом и потянулась похлопать по плечу сидящего на полу босого, всклокоченного, опухшего мужика.

–– Да ладно, чего там, – пробурчал Миша и не нашёл ничего лучшего, как предложить выпить по такому случаю ещё «синеглазки».

Юлька скривилась и, матюгнувшись, достала из-под подола сарафана пятитысячную купюру.

–– Нет уж, гони дядя Миша в магазин; купи два «пузыря» беленькой и на закуску колбасы и селёдки, да хлеба. У соседки купи картохи ведро. Так замечательно сейчас посидим, – смачно причмокнула Юлька и добавила: – да сигарет мне «Мальборо», а вам с мамкой попроще, попроще! – и она довольно заржала.

–– Всё, Юлёк, сделаю как надо, – засуетился дядя Миша, надевая туфли и отряхивая костюм. Схватив пакет и деньги, он пулей вылетел за дверь, боясь, что Юлька передумает.

–– Вишь, заснул малец. – кивнула в сторону топчана Юлькина мать, – и расходов меньше. Во сне-то и есть не хочется! – пошутила-утвердила «бабушка» и добавила, – всегда бы так: тишина и никакого нытья.

–– Да ладно тебе, мать, хватит причитать-то! Я тебе и так «отстёгиваю» на этого дармоеда кровно заработанные. Знаешь, как мне достаётся это? – с обидой высказала Юлька.

–– Прибедняешься ты, Юлька: кровно заработанные! Подняла подол вот и заработала, – осклабилась гнилыми пеньками от зубов, мамаша, – я б помоложе была, тоже пошла так «зарабатывать», но ушло то времечко! – вздохнула притворно-сожалеюще, – ну да ты у меня продолжательница рода, – захихикала, прикрывая рот рукой.

Сколько себя помнила, Юлька наблюдала, почти ежедневные пьяные разгулы, коим предавались папашка с мамашкой. Какие-то непотребного вида мужики и бабы, сменяя друг друга, появлялись в их грязной, сырой халупе; пили, ели, ругались, дрались и «трахались», «трахались», не пытаясь уединиться. Когда Юльке было семь лет, одна такая «парочка» устроилась прямо на её кровати. Девица была настолько пьяна, что, упав поперёк кровати ничком, сразу уснула. Нижняя часть туловища свисала с кровати, а такой же пьяный «кавалер» никак не мог уложить эту груду мяса, как нужно. Матюгнувшись, он с треском порвал трусы на необъятной заднице спящей партнёрши, расстегнул штаны и вытащил то, чем обычно писают все дяденьки. Юлька лежала не шевелясь, вдавившись в стенку своими острыми лопатками и старалась не дышать от страха. Поёрзав какое-то время на голой заднице бесчувственной девицы и издав странный рычащий звук, дядька спихнул бабу на пол, а сам плюхнулся на кровать не застегнув ширинку и мгновенно уснул. Страх, сидевший у Юльки в горле, стал медленно опускаться в желудок, а потом ниже и, вдруг, превратился в неодолимое любопытство. То, чем писают, сейчас лежало поверх волосатой «кочки» и Юлькины ручонки потянулись потрогать «это». Сначала пальчиком, потом всей ладонью она погладила этот хоботок, потом ещё и он зашевелился! Дядька спал, а «это» жило само по себе! Юлька позволила себе поиграть, потеребить этот, так похожий на носик слонёнка, «писюлёк», как называла его мамка.

–– А ты далеко пойдёшь, детка, – прохрипел дядька, – играй, играй с ним, забавляйся, пока я добрый, – и протянул поросшую рыжей шерстью лапищу к Юлькиному пупку, а затем ниже…

Вот так в семь лет и по собственному желанию она стала женщиной. Рыжий бугай был прекрасным «учителем», а Юлька преуспела в качестве «ученицы».

Вечно не просыхающие предки, в упор не видели, что происходило у них под носом; что вытворяла их дочь. В двенадцать, Юлька «залетела», но по неопытности не поняла, что это такое. Когда учительница заметила потолстевший животик у вечно худой ученицы, было поздно что-то предпринимать. После пятого класса, в конце лета, у Юльки родился мальчонка. Вполне здоровенький, но такой никому не нужный. Конечно, в школе и в районе разразился скандал ещё до рождения крохи. Юлькину мать и отца чуть не лишили родительских прав. Но дело «замяли»: у директрисы школы брат был главой района; перевыборы «на носу», а тут такое! Родителей Юльки напугали тюрьмой за совращение малолетней (муж директрисы был начальником УВД района). Горе-родители присмирели: кому охота в тюрьму! Мамашка в кои-то веки прибралась в доме, пьяные гости вмиг испарились, и Юльке, привыкшей к бедламу, стало как-то скучно. Но ребёнок родился и его нужно как-то кормить-одевать. Предки оформили ребёнка на себя, записав сыном; устроились на работу и с год всё было тихо-мирно и шито-крыто, пока однажды их не посетил рыжий бугай, вернувшийся недавно с зоны. А ведь сел не за совращение малолетки, а за пьяную драку. И завертелось, закрутилось по- старому!