Александр Лучанинов - Каменка

– Вообще, их здесь четыре, но свободный только один, – от регистратуры влево и вправо расходились два коридора, деливших здание вдоль на две равных половины. Молчан выглянул в тот, что был слева и показал пальцем поочередно на две двери. – Это манипуляционная, ну или перевязочная, если по-простому. А там – склад. Хранить особенно нечего. Бинты да зеленка. Нам денег уже не выделяют, говорят, чтобы мы в поликлинику ездили. Но кто ж поедет? Особенно зимой по снегу.

– Что, действительно только бинты и зеленка?

– Ну, может еще чего по мелочи. Но в основном я там для скотины всякое держу. А вот здесь, – он перешел к правому коридору, – я работаю.

– Выходит, кабинет напротив – мой?

– Выходит, что твой. Но я тебе, Геннадий Павлович, еще раз говорю, зря ты в клубе не остался. Оттуда и до дома ближе и, всяко, в центре. А здесь что? Будешь сидеть, в потолок плевать и на поле пялиться.

– Руководствуясь здравым смыслом, предпочту работать здесь. Находясь в одном здании с администрацией села, я смогу реагировать быстро и эффективно.

– Ты смотри, как заговорил, – Молчан удивленно приподнял бровь. – Это тебя в школе милиции так научили, или сам где нахватался?

Володаров неопределенно пожал плечами. Просто ему не хотелось признаваться Молчану в том, что здание клуба его пугало. Сохраняя за собой статус человека, далекого от суеверий, он мог оградить себя от россказней местных про всякую потусторонщину, которая им померещилась в тумане, а необъяснимый страх перед заброшенным сараем мог сильно ударить по этому статусу.

Кабинет, в который определили Володарова, был категорически пуст. Кроме окна, как верно заметил ранее Молчан, выходившего на соседнее поле, в нем не было ровным счетом ничего.

– Ну как? – Молчан улыбался настолько широко, насколько только мог, снова на миг превратившись в проныру-продавца, пытающегося впарить никому не нужную жилплощадь.

– Что, как? – не понял Володаров.

– Как «что как»? – в ответ не понял Молчан. – Кабинет как?

– Кабинет как? – повторил Володаров, давая себе время подобрать нужные слова, цензурные слова. – Да никак. Здесь же ничего нет. Это пока еще не кабинет, а комната. Мне же даже сесть негде. Как я должен здесь людей принимать? А документацию заполнять? Хранить?

– Вот ты, Геннадий Павлович, странный мужик. Я тебе что, должен был все это из воздуха за ночь наколдовать? Ты вчера мне как снег на голову свалился, а теперь еще требуешь. Города за день не строятся. Будет тебе и стол, и стул. А если руки дойдут, то может даже шкаф. Только не мороси.

Володаров открыл было рот, чтобы извиниться, но вдруг тишину, к которой после жизни в шумном городе он все еще не мог привыкнуть, нарушил звук открывающейся двери и чьи-то тяжелые торопливые шаги. Молчан тоже их услышал и вместе с Геной выглянул в коридор.

Источником гулкого топота оказался сутулый мужчина. Он быстро ковылял из регистратуры вдоль коридора. Завидев Молачана, мужчина нервно помахал рукой и ускорил шаг.

– Никон? – Молчан, не дожидаясь пока незваный гость приблизится, протянул руку для рукопожатия. – Ты чего в такую рань бродишь? Случилось чего?

– Случилось, Валера, случилось, – из полумрака коридора Никон вышел в прямоугольник света, падавшего через кабинетное окно, и пожал протянутую руку, затем бросил быстрый взгляд на Володарова и коротко добавил: – Здрасьте.

– Доброе утро, – ответил Володаров стараясь сохранять невозмутимость, хотя делать это ему было крайне сложно. Когда Никон вышел на свет, Гене удалось как следует рассмотреть его и ничего хорошего он не увидел. Лицо мужчины было обезображено жуткими шрамами, протянувшимися плотной сеткой от правого уха, вдоль скулы и спускавшимися по губам к шее. Его левая рука тоже была изуродована. Кисть на ней отсутствовала, а остальная кожа, как и лицо, была покрыта старыми ожогами.

– А, ну да, – Молчан положил руку Володарову на плечо. – Это Геннадий Павлович, наш новый участковый. Геннадий Павлович, знакомься, отец Никон.

– Некогда, Валера, – прервал его Никон. – Беда у нас.

– Беда, это плохо. Жалуйся.

– Погост осквернили.

– Вот как? – брови Молчана подскочили вверх.

– Угу, – кивнул Никон. – Сам видел, как тебя сейчас. Крест на земле лежит, поломанный, а заместь могилы яма.

– Может собаки порылись?

– Нет, собаки так не роют. Говорю тебе, осквернили.

– Ну, хорошо, не роют так не роют. Посмотрю я на могилку твою, – задумчиво протянул Молчан, но тут же осекся и поправил себя: – В смысле не на твою… Кстати, а чью розрыли-то?

– Самую свежую, – ответил Никон таким тоном, от которого у Володарова по спине пробежали мурашки.

– Вот так новость… Ну что, Геннадий Павлович, – Молчан повернулся к Володарову, натянув свою дежурную улыбку, но вышло у него это не очень качественно, глаза выдавали волнение, – готов дом отрабатывать?

***

Каменское кладбище находилось на окраине, села, недалеко от леса. В отличие от остальных общественных мест, оно не казалось заброшенным. Отнюдь. Оно выглядело очень опрятно, аккуратно и ухожено. Трава скошена, надгробия и кресты не ржавые, заборчики окрашены. Володарова искренне удивил такой контраст и он не постеснялся поинтересоваться: – Хорошее у вас кладбище, ухоженное. Неужели люди так трепетно относятся к усопшим?

– Да куда уж там, – Молчан хмыкнул. – Это все Никон. Он у нас здесь порядок наводит. Да, Никон?

В ответ Никон положительно кивнул и показал пальцем в сторону леса: – Туда.

Про себя Володаров уже успел отметить, что для хромого человека этот Никон больно быстро ходил.

– И что, вам за это платят?

– Нет, это он все сам, – ответил за него Молчан. – Никон нашим священником был, но, когда церковь погорела, а народ из села в город попер, работы у него не стало. Вот, теперь за погостом следит. И то, пока сил хватает. Да, Никон?

Никон снова кивнул. По всей видимости, тема разговора была ему неприятна.

– Вот, Валера, смотри, – он подвел сельского голову и участкового к тому месту, где еще вчера была обычная могила.

– Ого, – шумно выдохнул Молчан и почесал затылок.

Володаров промолчал. На секунду он забыл о назойливом желании покурить, каждый раз возникавшим при виде очередной самокрутки, появлявшейся в зубах сельского головы, о страшных шрамах священника, и о пустом кабинете, который еще долго придется обставлять. Сейчас его внимание было полностью обращено на глубокую яму в земле и скромный крест с прибитой к нему металлической табличкой, на которой были указаны имя и годы жизни владельца могилы.

– Тут ты, Никон, прав, – Молчан аккуратно наклонился над краем ямы и заглянул внутрь, – это точно не собаки.