Дмитрий Шерер - Камера видеонаблюдения

Отдушиной же и возможностью передохнуть для отца служила игра в шахматы. И он жаждал обучить этой игре сына. Антон не сопротивлялся, напротив он любил эту игру. Тогда он этого не осознавал, но сейчас он ясно понимал истинные мотивы любви к этой игре. Только в ней Антон мог побыть наедине с отцом, поговорить, рассказать свои мысли, поделиться делами в школе. А поскольку игра в шахматы могла продлиться несколько часов, то и наслаждаться общением получалось довольно долго. В остальное время они с отцом мало виделись, так как Цветков-старший много работал, и его научные труды занимали много времени.

«В шахматах нельзя торопиться», – говаривал отец, – «Нужно тщательно продумать дебют, чтобы задать определенный тон игре и выстроить свою атаку. Давай попробуем начать с испанской партии…» Антон вспоминал обучение с теплыми ностальгическими чувствами. У него появилась легкость на душе – воспоминания подарили уверенность. Цветков представил оставленной открытую дверь на второй этаж, словно пешку, сдвинутую на две клетки вперед. Вторым его ходом служил конь, представляющий собой вновь вырезанные записи с камер видеонаблюдения (Антон не сомневался, что Игорь снова попытается вставить в записи вчерашнюю сцену самоубийства неизвестного человека). Третий же ход, завершающий классический дебют испанской партии, это вывод слона, который являлся накопленными вырезанными записями, показанными большому боссу. Ну, а там уже недалеко и до шаха и мата, так как Антон расскажет Геннадию Викторовичу следующее: Игорь издевался над Антоном, подвергал в целом сомнению репутацию охраны бизнес-центра «Орел» перед собственником и, в частности, репутацию большого босса, а вырезанные записи эту репутацию не позволили бы испортить. Геннадий Викторович обязательно его похвалит и возможно оставит настоящим начальником охраны.

Антон подошел к лестнице и начал подниматься по ступеням, продолжая вспоминать шахматы, чтобы меньше волноваться. Ступенька, еще ступенька, очередная ступенька вверх. Море ступенек, океан ступенек, бездна ступенек. Сердце его трепыхалось, словно мотылек в закрытой банке, наполовину наполненной водой. Руки на перилах влажные от пота. Ноги подкашиваются, но идут, как раненый солдат на поле боя, спешащий в сторону врага. Весь Антон в пучине мыслей о том, как же сработает пешка. Слова на губах застывают, как воск на свече: дверь должна быть открыта, должна быть открыта. Ночью никого не было, сквозняков нет. Она должна быть открыта, дверь должна быть открыта. Что значат эти слова? Гипноз? Надежда? Спасение?

Антон поднялся по лестнице и… потерял дар речи – даже внутренний голос замолк, уступив место безрассудному страху. Первобытному страху. Цветков не верил своим глазам, но дверь оказалась закрытой. Дверной портал по всем углам заполнился изделием из дерева, спрессованным, с ручкой посередине и выкрашенным в серую краску. Лицо Антона обрело мышиный оттенок. Его замутило и затошнило. Лицо исказилось в гримасе, его буквально согнуло пополам и безудержно начало рвать. Скромный завтрак, состоящий из черствого хлеба и старого сыра, не полностью переваренный вырвался наружу, представ перед глазами Антона.

Желудок, немного успокоившись и перестав быть таким раздраженным, прекратил отправлять наверх свое содержимое. Антон вытер рот рукой и брезгливо на нее взглянул. На ватных ногах он спустился вниз и направился в комнату рядом с туалетом, где хранились тряпки, химия и прочая утварь, которой орудовала тетя Шура. Словно напившийся вдрызг, Цветков шел, иногда останавливаясь и хватаясь за живот – слишком грубо его вывернуло, неестественно, неправильно. А затем отдохнув, он шел дальше. Дойдя до технической комнатки, вытерев руку, намочив тряпку, он вспомнил, что первый раз поднимаясь, не захватил даже связку ключей.

Дойдя до комнаты охраны, он взял ключи и взглянул на время: 07:43. Еще слишком рано. Пока никого не будет. Время есть. Идя обратно, Антон пытался понять, что происходит и не мог. Мысли путались в хаосе, сплетаясь в клубок. В черный рваный клубок. Он боялся, что за дверью второго этажа окажется тело. На этот раз настоящее. Но оно не записано на камеру, а напротив незаметно для электронных безмолвных свидетелей подброшено в бизнес-центр.

Второй раз Антон поднялся по лестнице. Он постарался двигаться как можно быстрее, он мечтал, чтобы чертовщина закончилась. Цветков подошел к тому месту, где оставил свой утренний завтрак, убрал его сырой тряпкой и бросил ее на лестнице. А затем подошел к двери, за которой прятался коридор на втором этаже. Он никак не мог взять себя в руки и найти нужный ключ. Его бил озноб, в его тело проник сырой холод. Ему даже показалось, что ключ пропал, но спустя секунду он попался на глаза. Рука Антона тряслась. Он смотрел на нее с удивлением, она не повиновалась ему. Он даже схватил ее второй рукой, чтобы не выронить связку, но она все равно выпала и звякнула об холодный пол. Звон застыл в ушах Антона и эхом распространился на лестнице. Эхо тоже было странным: не объемным, но гулким. Словно это была не лестница, а чулан. Он опустился на корточки и поднял связку ключей. Она оказалась такой ледяной, что он снова ее выронил, будто получил ожег. Прежде Цветков никогда не ощущал такого холода. В его душе поселились удивление и тревога. Он собрал всю свою волю и поднял ключи. Теперь они ощущались теплее. В этот момент Антон осознал, что камера видеонаблюдения снова записала все его движения и то, что произошло десять минут назад. Решив удалить из записей свой позор, но сделать это позже, он снова попытался вставить ключ в замочную скважину. Теперь это действие удалось. Он, как и в прошлый раз находясь здесь с картавым занудой, надавил на дверь, провернул ключ два раза против часовой стрелки и неспешно открыл дверь. Он боялся заглянуть за нее. Дежурный свет мрачно доносился оттуда, неприветливо моргая флуоресцентным огнем.

Но выбора не было. Антону пришлось настежь открыть дверь и заглянуть сквозь дверной проем. Сначала его нос услышал знакомый запах гнили, а потом из мерцающей бездны на него набросился тощий труп, одетый в серые рваные лохмотья. Антон отпрянул назад, на миг успев заметить мутное пятно вместо лица, и кубарем покатился вниз по лестнице. Почему-то в его сознании разверзлась ясность, и он понимал, что несомненно должен сломать себе шею или руки, или ноги, но, приземлившись, Цветков чувствовал лишь ушиб. Лоб немного саднило, а голова кружилась. Антон представлял себя песчинкой. Такой маленькой и невесомой, ее уносило в ледяную морскую воронку, и уже не разобрать, где верх, а где низ. Когда головокружение остановилось, Антон вновь испытал страх. Он не знал, где окажется, когда откроет глаза, а самое страшное, кто его встретит. Наверняка он уже умер, а болевые ощущения во лбу, это лишь фантом, который тоже скоро исчезнет и останется лишь одна бесконечная тоска. И вечность он проведет в обществе странного ужасного существа, которое будет держать его на расстоянии, но никогда не отпустит.