Татьяна Малько - Ледяная Леди

Катринку в тот день так и не нашли. Безуспешно пытались выудить у Лили хоть крупинку информации о местонахождении подружки. Она ничего не знала. Лили твердила только о какой-то даме, которая звала их кататься на лодке. Кататься на лодке? Зимой? По замерзшему озеру?

– Нет-нет, озеро не было замерзшим. Лодка качалась на волнах.

– Она бредит, у нее жар, – пояснял доктор. Но оставить Лили в покое означало оставить Катринку замерзнуть. Снова и снова мы задавали ей одни те же вопросы. И вновь слышали о лодке, качавшейся на волнах.

Поиски продолжались всю ночь, но безуспешно. Голубоглазого ангелочка так и не нашли. Ни в этот день, ни на следующий, когда Лили, описывая даму, неожиданно заявила, что эта была, скорей всего, миссис Гринк.

За миссис Гринк послали. Тогда-то мы и поняли свою ошибку. Описывая соседку, доктор говорил о женщине «ниже среднего», предполагая, что она показалась нам высокой с высоты нашего собственного, детского роста. Но эта круглолицая, пышнотелая женщина никак не могла считаться таковой.

– Это не миссис Гринк, – раздраженно заявила Лили и, перевернувшись на другой бок, устало закрыла глаза.

Кто же тогда эта высокая дама с водянистыми глазами? Была ли она у озера вместе с детьми? Или Лили все пригрезилось?

Нам пришлось кое-что рассказать взрослым о даме из соседнего поместья. Конечно, мы опустили многое и ни разу не упомянули о визитах в наш дом, но в общих чертах описали ее и пояснили, что именно эту женщину имела в виду Лили. Но никто не смог сказать ничего о таинственной леди, лишь доктор Квоу задумчиво пробормотал:

– Не может быть, не может быть… Неужели она вернулась?

Добавлять маме забот и рассказывать об исключении Макса в эти дни мы не стали. Мы надеялись, что миссис Доррит не станет тревожить родителей сейчас, когда наша сестра еще не встает с постели, а вторая девочка так и не нашлась.

Мама с легкостью согласилась на предложение оставить Макса на несколько дней дома, чтобы поддержать Лили, взамен взяв с нас обещание отнести записку миссис Доррит. Стоит ли говорить, что записку мы спрятали и передавать не стали.

Время шло. Катринку искали, уже ни на что не надеясь. Мама винила себя. Ей казалось, что если бы она отправила детей домой сразу, когда выходила в сад, ничего бы не случилось. Миссис Морри, жена учителя, совсем отчаялась. Она все дни неподвижно стояла у окна, выглядывая Катринку, и, если бы не маленький Питер, которому требовалось много внимания, вполне могла бы потерять рассудок. К счастью, этого не случилось. Мистер Морри, осунувшийся и потерявший свой дружелюбный вид, на некоторое время оставил школу, чтобы заботиться о жене и малыше. Все в Джибелоу погрузились в напряженное ожидание страшной находки. Рождество в этот раз прошло мимо нас.

Навещая больную Лили и Юлию, непрекращающийся кашель которой вызывал у доктора серьезные опасения, мистер Квоу поведал историю, которая перевернула наши представления о Джибелоу как о приятном, безмятежном месте с ног на голову. Историю Ледяной Леди.

– Возможно, мне стоило рассказать вам об этом раньше, предупредить… Хотя бы тогда, когда я увидел у вас эту игру. Но что это могло изменить? Да и в Джибелоу уже так давно не исчезали дети… Ее не видели здесь уже девятнадцать лет… Кто бы мог подумать, что она вернется?

Доктор Квоу держал в руках дымящуюся чашку. Казалось, глаза его увлажнились, но может, виной всему был поднимающийся от кружки пар, который не давал нам точно разглядеть выражение его лица.

– Мне тогда было лет девять, чуть больше, чем Максиму. Но я помню все так, будто это происходило только вчера. В Джибелоу приехала дама, с девочкой. Миссис Фриджид. Прибыли они откуда-то издалека, никто толком не знал откуда. Дом у озера в то время только-только опустел: его прежние владельцы перебрались на юг, ближе к морю. Жена часто жаловалась на проблемы со здоровьем, и доктор посоветовал сменить климат. Так вот этот дом, Озерный Уголок, – тогда усадьба называлась именно так, в Укромный Уголок его переименовала как раз новая владелица – и перешел во владение миссис Фриджид. Мистера Фриджида никто никогда не видел. Полагали, что он оставил семью, но вполне возможно, что там случилось что-то нехорошее. По крайней мере, в свете последующих событий такие предположения высказывались. Приехали они поздним летом, но, несмотря на теплую погоду, за пределами усадьбы их видели очень редко. Да что там – даже в собственном саду они почти не появлялись. Все время проводили в доме. Только вечерами иногда гуляли вдоль берега, благо, участок их включал часть приозерной полосы. Знакомиться с кем-либо в Джибелоу миссис Фриджид не стала. Единственными людьми, которые имели доступ в дом, были две женщины из города: известная своим резким характером повариха Люси и полная ее противоположность – кроткая юная девушка, чье имя я теперь и не припомню. Забегая вперед, скажу, что обе они исчезли из наших мест сразу после окончания службы у миссис Фриджид. Нет-нет, ничего криминального, просто в один момент собрали вещи и уехали. Семей у обеих не было. Хотя нет, пожалуй, у Люси был взрослый сын, только к истории это никакого отношения не имеет.

Большая часть произошедшего в доме известна жителям Джибелоу как раз из уст поварихи, которая за словом в карман никогда не лезла и, несмотря на обещание, данное ей миссис Фриджид «не болтать лишнего», кое-что сообщала то одному, то другому. К слову, за это обещание обеим наемницам отдельно приплачивали к жалованью. И если девушка, занимавшаяся уборкой, его не нарушала, насколько мне известно, ни разу, то мадам Люси болтала направо и налево.

Так вот девочка, со слов поварихи, была такой же неразговорчивой и дикой, как и сама миссис Фриджид. За все время работы в Укромном Уголке наемницы не слышали от нее более двух слов в один день. Чем была вызвана такая молчаливость – недоверием, высокомерием, застенчивостью или чем-то еще – неизвестно, но назвать девочку неполноценной никак нельзя было, потому что со своей матерью она щебетала «как птичка». Мадам Люси неоднократно слышала ее смех и обрывки разговоров, когда заставала обитательниц Укромного Уголка врасплох. Обе они тут же умолкали, а миссис Фриджид устремляла на повариху пристальный вопросительный взгляд, который «прямо пробирал до костей». Стоит сказать, что глаза у миссис Фриджид были весьма необычные: такой холодный, почти прозрачный голубовато-васильковый цвет, разбавленный молоком. Сложно описать, но каждый кто встречался с ней взглядом, не мог отвести глаз и запоминал их навсегда. Если бы я увидел их вновь на совершенно другом лице, то несомненно узнал бы и сейчас.

– Да, это она, – ошеломленно пробормотала Жанна. – Я запомнила ее глаза. Только они не совсем васильковые, скорее небесно-голубые, почти прозрачные.