Андрей Пучков - Тени холодного солнца

– Нет. Обычно он пробуждается раз в лет тридцать или около того. Пробудившись он сразу начинает убивать и пить кровь живых. Ночью приходит и пьёт кровь у какого-нибудь человека, а наутро его жертва умирает. Так будет продолжаться долго, может быть несколько месяцев, пока он не насытится. А такое случится не раньше чем проклятый упырь высосет кровь у нескольких десятков людей. И это ещё не самое страшное… Иногда, некоторые из убитых им, сами превращаются в вампиров. Они приходят по ночам с кладбища и тоже нападают на спящих. Но таких можно убить, потому что они намного слабее. А вот его самого убить невозможно.

И самое главное – когда он пробуждается от своей дьявольской спячки, то сразу же, в этот же день его изображение вновь появляется на портрете. Появляется на своем прежнем месте – там где его и нарисовал художник: между родителями. После же того как он досыта напьётся крови живых людей, он забирается в свою могилу и опять впадает в спячку на долгие годы. И когда заснёт, его дьявольский облик на том портрете вновь исчезнет.

– Ой! – пискнула Катарина, вот почему все так боятся того портрета. Но, по-моему, он делает хорошее дело, заранее предупреждая о возвращении этого чудовища. Я бы на месте господина графа назначила специального человека из слуг чтобы наблюдать за ним, ежедневно. Ведь если люди бояться даже смотреть на портрет то и пробуждение вампира никто не заметит. А так, по крайней мере, все будут предупреждены. На это время можно просто покинуть замок и переждать где-нибудь.

– Может ты и права, – Клавдия нехотя согласилась с подругой. – Но только всё равно никто не согласится выполнять такую обязанность. Ни за какие деньги. Понимаешь… считается что того кто первым увидит ЕГО на портрете, упырь обязательно убьёт. Этот человек и станет первой жертвой пробудившегося вампира. Притом он не только убьёт того несчастного но и заберёт его душу превратив в проклятую тварь.

—Тогда конечно никто не согласится, – вздохнула Катарина. – Слава Богу что сейчас его нет. А то вот был бы ужас.

– Знаешь, старики говорили что последний раз он появлялся лет так, около пятидесяти назад. Но точно про это только старая Марта знает, а она не хочет никому об этом рассказывать. Старуха больше всех его боится, потому что всё помнит. Пока она служила в замке, вампир, говорят, дважды пробуждался.

– Почти пятьдесят лет назад?.. Ты же говорила что он пробуждается раз в тридцать лет? Может быть он всё же умер? – с надеждой спросила Катарина.

– Ну на это не надейся. Я же говорила что он не может умереть. Просто иногда время его сна длится дольше, иногда короче. И чем дольше длится его сон тем злее и ненасытнее он пробуждается.

– Значит он может проснуться в любой момент? – от страха у бедной девочки защемило сердце. – А наш граф об этом знает?! Он же должен что-то сделать! Принять меры!

– Наш хозяин не верит в существование вампиров. Он злится когда слуги рассказывают эти легенды или боятся делать уборку в зале где висит портрет. А все истории связанные с ним, он называет старушечьими сказками и дикими предрассудками. Только я не понимаю что означает это слово – «предрассудки».

Девочки надолго замолчали. Потом подала голос толстушка Гертруда до этого совершенно не принимавшая участия в разговоре.

– А я вот слышала, девчонки, что он… ну когда ещё был живым, сильно влюбился в одну девушку. Да так что просто сох по ней.

– Дура ты, Герти, – откликнулась Клавдия. – Он же чудовище, свою душу Сатане продал, такие не влюбляются. У них и сердца то почитай нет.

– Сама дура! Я же говорю, это случилось до того… ну когда он был ещё жив. То-есть был обычным парнем… Ну не совсем обычным а графским сынком конечно… но нормальным человеком и кровью ещё не питался. И вот он полюбил ту девушку, да так сильно что хоть в петлю лезь. А она ни в какую… Не нравился он ей. Не посмотрела даже на то что он графский сын, потому как сама была благородных кровей. И вот из-за того что у него с ней не заладилось, он и продал свою бессмертную душу Дьяволу.

Теперь всякий раз вылезая из могилы, он ищет девушку точно похожую на ту что любил и которая отвергла его. И когда он найдёт такую, то выпьет её кровь и заберёт с собой в могилу. Её душа погибнет и она станет такой же как он, то есть бессмертной, проклятой Богом и будет пить кровь. Но зато если он найдёт такую девушку и заберёт её к себе в преисподнюю, то здесь уже больше никогда не появится. И все ужасы прекратятся навсегда.

– Ох… – вздохнула Клавдия. – Жаль что он не сможет влюбиться в такую мордастую и толстозадую как ты. А то стала бы ты, Герти графиней, да ещё и бессмертной в придачу. – В темноте послышался смех а затем тяжёлое сопение и сдавленные всхлипы Гертруды.

– Ну и гадина ты Клавдия! Да я бы тогда к тебе первой пришла и всю твою кровь выпила. Всю до последней капли.

– Ладно девочки, не ссорьтесь, – попросила Катарина своих подружек. – И так очень страшно. А как его звали, того графского сына?

– Это никому не известно, и нам запрещено расспрашивать про всё что связано с проклятым портретом. Если хозяин узнает какие разговоры мы ведём, то недолго и места лишиться. А если нас выгонят из замка, то где мы на приданое заработаем? – произнесла Гертруда почти что шёпотом. -Да и какая разница как его звали, уже четыреста лет прошло.

– Старуха Марта наверняка знает. – не согласилась Клавдия. – Только с нами она не будет разговаривать. Вот если-бы её подпоить…

С тех пор минуло уже два с половиной года. Катарина с подругами по прежнему играли в их «Страшную игру"и всякий раз на мрачном фоне портрета они видели одни и те же безжизненные лица господских предков. Множество страшных историй, рассказанных девочками перед сном, уже не пугали Катарину. Да и вообще, все эти старые легенды замка казались уже чем-то вроде детских сказок и не воспринимались всерьёз.

Но портрет всё равно её пугал. И каждый раз проходя через зал она старалась не смотреть на него. Сейчас, войдя в кладовую, она положила стопку белья на предназначенную для этого полку и огляделась. Находившиеся там трое женщин о чём-то активно спорили.

– Разбаловал её отец, ох разбаловал. После смерти жены слишком много свободы стал ей давать, вот и совсем девка уважение к нему потеряла. Ошалела от вседозволенности.

– Понятное дело – любимая дочь. И внешне, ну вылитая графиня – мать, царствие ей небесное, – сказала Грета, худощавая женщина лет тридцати пяти.