Лев Голубев-Качура - Ведьма из Никополя. Рассказы для детей и юношества

В просеке уже было темно, но дядя Гриша всё нахлёстывал и нахлёстывал лошадей, стараясь поскорее выбраться из лап такой близкой смерти.

А я, крепко ухватившись за борта фуры, шёпотом повторял сказанные папой слова: «Главное – не бояться! Главное – не бояться!»

Глава первая

Жарко во дворе. Знойное лето нынче выдалось. Даже в тени большой раскидистой груши, что растёт в нашем саду, думаю, будет градусов сорок с лишним. Не спасала от этого пекла и журчащая, прохладная вода арыка, протекавшего через весь наш двор.

В доме тоже стояла такая духота, что дышать нечем.

Мухи и те, прилипнув к стенам и потолку, опасались пошевелить лапками, не то, что там с жужжанием летать по комнатам. Бери мухобойку и хлопай в своё удовольствие.

Куры, вырыв в земле ямки под деревьями, тоже попрятались и, раскрыв клювы, тяжело дышали, наверно думали, что так будет прохладнее.

Ни один листочек в саду не шелохнётся – всё замерло от зноя. Ти-ши-на…, жараа…

Дома никого…, кроме меня, конечно, нашей собаки – Цыгана, и живности – коровы Муньки. Родители на работе.

Я лежу в тени груши и листаю книгу. Изредка, ну так… пару раз в час, я переползаю с одного места на другое, следую за тенью от дерева. Затем, когда уж совсем становится невмоготу, иду к арыку и, опустив голову в прохладную воду, тренируюсь на задержку дыхания. Моя мечта – стать водолазом!

Откуда она взялась, такая мечта? – спросите вы. Сам не могу понять. Наш город сугубо сухопутный – до моря-океана тысячи километров, а вот появилась же она – моя мечта!

Наш городской транспорт – верблюды и ослики. Изредка, подняв несусветную пыль, проедет старенький, весь помятый и побитый ЗиС-5 или, что случается чаще, протарахтит допотопная военная полуторка. Она уже давно «отчислена» из армии «по старости» и полной изношенности, и годная лишь для перевозки картошки или дров. Ну откуда, скажите на милость, здесь, в нашем городе корабли, подводные лодки и другая морская техника? Правда, смешно?

В очередной раз опустив голову в воду, я зажал пальцами, как прищепкой, нос и, закрыв глаза, стал считать. В голове, после сказанной про себя цифры – тридцать пять – зашумело, а потом и вовсе зазвенели колокольчики. Когда я сам себе сказал – «Сорок!», голова, без моего личного разрешения, совершенно не подчиняясь моей воле, выскочила из воды. Да…, подумал я огорчённо, нужно больше тренироваться. А то, что же это получается: голова сама по себе, а я так – приложение к ней что ли? Ну, никакого тебе порядка в танковых войсках!

Недовольный собой я вернулся под грушу, чтобы продолжить чтение и изучение ненавистного учебника по арифметике. И всё это из-за мамы…, всё из-за неё! Вот ведь какая хитрая! Все ребята, значит, наслаждаются летним ничегонеделанием, а я – повторяй арифметику и решай задачки! Ну, правда, ведь совершенно нечестно? Разве я не прав?

Она и сегодня, уходя на работу, с какой-то, или мне так почудилось, тайной подковыркой, спросила:

– Ты хочешь стать водолазом?

– Конечно, хочу.

Я так ляпнул, совершенно не подумавши, но сразу почувствовав в её словах какой-то подвох, насторожился.

– Тогда займись арифметикой. Без знания её тебя не примут в водолазную школу.

И когда это я умудрился проговориться о своей заветной мечте? Наверное, во сне.

Однажды папа, при задушевном разговоре со мной, так и сказал: «Ты так много разговариваешь во сне, что из тебя никогда не получится разведчик. Все государственные тайны выболтаешь!»

Вот тогда-то у меня, наверное, и появилась мечта стать водолазом. Под водой, сами понимаете, много не поговоришь! Разве что с рыбами? Так говорят, рыбы в воде не разговаривают. Хотя….

Я как-то совершенно нечаянно услышал, как один дяденька сказал другому: «Ты болтлив как селёдка, Гриша. Тебе ничего нельзя доверить!»

Вот так и сказал, честное благородное слово!

Ну, а теперь сами подумайте: кому, скажите, пожалуйста, верить, а?

Только я взялся за учебник и открыл десятую страницу, чтобы повторить решение до зубной боли надоевшей задачки, как со стороны калитки послышался громкий свист, и голосом Вовки Моисеенко, позвали меня:

– Эй! Серёга! Ты дома?

Вовка – мой дружок…, настоящий…. Не какой-нибудь там товарищ, а друг! Мы ходим в одну школу. Только он на целый год старше меня и учится в другом классе.

Залаял Цыган – наша домашняя «сторожевая» собака. Таким именем назвала его мама, наверное, за то, что он весь чёрный.

«Чёрный, маленький, от горшка два вершка, и лайя» – так сказал о нём папа.

Но знаете – Цыган злой до ужаса – это я вам точно говорю! Я ему однажды, для проверки конечно, в рот заглянул, чтобы по цвету нёба определить его злость, так там у него – черным-черно! Я рассказал об этом Вовке, так он знаете, что мне сказал – «Раз у собаки нёбо чёрное, значит, она злая, до ужаса!».

Он-то опытнее меня, знает что говорит – у них во дворе аж две собаки!

Наш Цыган при виде чужих у калитки, всегда заливается колокольчиком – особенно, когда мама и папа дома. Я так думаю, он хочет этим показать: вот видите, какой я добросовестный пёсик – даром продукты не перевожу…. Интересно, на кого это он намекает?

Я как-то ради интереса понаблюдал за ним. Так вот, он полает-полает и оглянется назад, потом передохнёт, и опять полает. Я-то сразу догадался: он оглядывается, чтобы посмотреть, не вышел ли кто-нибудь из дома, и не пора ли перестать надрываться. А, когда долго не выходят, он начинает пуще злиться и лаять, как-бы намекая – долго мне ещё понапрасну горло надрывать, глухие что ли? Выходите мол, я вам тоже не заведенный.

Хит-рю-га, каких поискать! Ох, и хит-рю-га!

Сейчас он тоже старался! Однако от будки далеко не отходил, готовый в любой неблагоприятный для него момент юркнуть в неё, и уже оттуда продолжать лаять.

Я подошёл к калитке, чтобы открыть её, а Вовка уже во дворе – через забор перелез.

– Ты чем занимаешься? – поинтересовался он. – Родители дома или на работе?

Я ещё только приготовился «достойно» ответить, а он, словно пулемёт – Максим, опять затараторил:

– Давай, бросай всё и пошли купаться! Витёк и Колян, наверное, половину дороги уже прошли. Я им сказал, что мы догоним, а если нет, то встретимся на нашем всегдашнем месте.

Здрасьте, пожалуйста! – подумал я, предложение, конечно, очень даже заманчивое, но…, как же Мунька? (Мунька – это наша корова-кормилица). Мне мама строго-настрого наказала, чтобы я накормил её. И ещё, она, помахав туда-сюда пальцем перед моим облупленным от солнца носом, добавила: «Ни в коем случае, слышишь, ни в коем случае! – ещё раз повторила она строго, – не вздумай оставить её без воды. Узнаю! Уши оборву!»

У меня и раньше случались такие промахи. Так Мунька в прошлый раз уже не выдержала наверно, наябедничала на меня. Когда мама пришла с работы и подошла к ней, она как замычит, а потом как заплачет, не как человек, конечно, навзрыд, а молча: из глаз слёзы как покатятся, крупные-крупные, величиной с горошину! Мама обняла её за шею, гладит и приговаривает: «Опять этот бездельник с друзьями целый день на арыке проболтался! Ну, я ему, паразиту, задам!»