Нотт Йарк - Лунный свет

«Мама плачет? – спросил себя Итан. – Конечно, балда, все люди плачут!». Ему захотелось обнять её, но он не мог. Барьер из «Струн Арфы» не просто отталкивал Итана, но и сильно бил, подобно забору под высоким напряжением.

– Мам, не плачь, пожалуйста. – Несмотря на боль, Итан присел – мышцы спины завыли тупой, тянущей болью, – и взял мать за руку. – Если не хочешь, можешь не рассказывать, только не плач.

Но она не могла остановиться. Снежок был спущен и теперь, скатываясь с горы он вбирал в себя всё больше снега, превращаясь в огромный ком, несущийся вниз. Этот ком уже было невозможно остановить или сбежать от него, всё что оставалось – встретить его.

– Итан, что ты, – всхлип, – обещал брату?

– Да мам, я знаю, что не сдержал слово, – он кивнул головой и сам уже начинал плакать. – Но, когда я поправлюсь, то выучу эту проклятую математику.

Кэтрин протёрла глаза и, наконец, опустила фартук. Каштановые волосы упали на плечи, частично скрывая покрасневшее от слёз лицо. Их взгляды – её серых и его синих с фиолетовым оттенком глаз, – встретились.

– Нет, Итан, что ты обещал брату, за день до болезни?

Он всхлипнул носом. Слёзы начали свою атаку на одеяло и неспешно наступали с двух сторон, сливаясь на подбородке и десантируясь на точку высадки.

– Я обещал не трогать животных, – неуверенно ответил он, словно двоечник давал предположительный ответ учителю. – Но погладил мартышку, и…

Образ золотой статуи возник внезапно, словно Итан перенёсся в сон. Он стоял в пирамиде, смотря в красные глаза-сапфиры и всё вдруг начало темнеть, а потом появился алый цвет, как от огромного пламени. Итан закричал и, обернувшись, побежал из пирамиды, а жёлтое пламя продолжало преследовать его, как единственного выжившего на острове.

Итан потерял сознания и погрузился в сон. Дыхание становилось слабым, как в комме. Итан Джо Тейлор умирал.

Прошлой ночью он выбрался из Кургана через паучью нору, в нескольких километрах от кладбища, и сейчас, сидя на уроке, вспоминал всё это, как страшный сон. Рич прислушался к совету Миктлантекутли и запомнил маршрут: северный выход, идти по прямой, пропустив три поворота, повернуть влево, в противоположную сторону, куда указывал скелет, опять по прямой, дважды свернуть вправо и спустя сто шагов, влево – там туннель поднимался ввысь. Но он был обязан признать, что, если бы паук не раскопал тонкий слой грязи, маскирующий выход, он бы никогда не покинул катакомбы кургана.

Вечером, состояние Итана подошло к критическому – об этом ему сообщила мать. Он не стал заходить к брату, прибегнув к одной из любимых поговорок «Время-бесценно, не стоит его тратить в пустую, особенно, когда есть чем заняться». Он закрылся в комнате, полностью погрузившись в книгу, в точности, как и сейчас.

Сидящий позади Генри Баккенс, вёл себя тише, чем неделю назад, но дурацкие словечки и вопросики от него всё же проскакивали. Как случайно выяснил Рич, его ковбой, пригласивший к себе на вечеринку всех желающих, публично оскорбил Викторию Грэйч. Она, конечно, не выделялась по внешности в лучшую сторону: носила брекеты, очки, как у лётчиков второй мировой, волосы, собранные в два пучка, напоминающие ушки и нос у неё был картошкой, большой и круглый. Помимо вышесказанного, как оказалось, Генри не нравятся рыжеволосые девушки, лицо которых, пусть и мило, но всё же осыпано веснушками. «Эй, ржавое чудище, ты что тут забыло? Вечеринка только для людей, так что катись к чёртовой матери, потоскушка» – так вчера высказался Баккенс перехватив микрофон у приглашённого ди-джея. И Виктории Грейч пришлось уйти. Что с ней стало после – никто не знает. Сегодня в школе она не появлиялась, но слухи и сплетни про вчерашний вечер гуляют, и гуляют так, как никогда до этого.

На уроке чтения Генри Баккенс вновь проделал один из своих любимых – и не ненавистных для Рича, – трюков. Склонившись над партой, он забросил руку на плечо Рича, застав того врасплох.

– Книжку листаешь… – спросил он и тупость застыла на его лице. Рич сбросил его руку и поспешно спрятал книгу, дарованную ему Миктлантекутли. Сердце у него забилось часто-часто и уже не в груди, а в горле, грозясь выпрыгнуть. «Если он увидел» – промелькнуло в голове Рича, и Генри, весьма удивлённый, поинтересовался. – А ты чего это… – он не знал, как выразиться и несколько секунд помолчал. – Пустую книгу читаешь?

Рич посмотрел на книгу. Прямоугольные узоры перешли в движения, совсем как в игре «Змейка» старого образца, меняя своё местоположения и спустя несколько секунд застыли. Идея – очень рискованная, – лампочкой загорелась в его голове. Он открыл книжку и вернул её на прежнее место, в центр стола. Весьма необычный шрифт уже сам по себе привлекал внимание любого случайно заглянувшего. Однако помимо кровавого цвета написанных от руки – причём очень коряво, – букв, внимание могли вызвать древние настенные рисунки, нанесённые на каждый из листков.

– Чувак, что ты куришь? – спустя время спросил Генри. Глаза его сощурились так сильно, что остались лишь тонкие линии. Похоже он и вправду ничего не видел. – Тут или у меня проблемы со зрением или у тебя с головой, – опять небольшая пауза, спустя которую он буквально выдавил из себя просьбу, прозвучавшую, как приказ. – Дай, гляну поближе.

«Иди на хрен, ковбой, Генри» – Мысленно сказал Рич и удивился собственной грубости, больше чем просьбе Генри. Однако руки, приобрели собственный разум и протянули книгу ковбою. Тот с жадностью гиены ухватившейся за кусок мяса набросился на книжку. Рич слышал, как позади переворачиваются страницы и то с какой скоростью они переворачиваются.

– Всё-таки, мне кажется это второе, шериф, – генри протянул книгу и Рич с той же, что и ковбой силой, выхватил книгу. – Настоятельно советую тебе сходить к врачам.

– Заткни свою пасть, ковбой, идёт?

Генри улыбнулся.

– Идёт, шериф.

На уроке биологии, Генри уже полностью потерял какой-либо интерес к Ричу и теперь он занимался препарированием лягушки. Впрочем, этим занимались все, кроме Рича, продолжающего нянчится с книгой.

Рич осмотрел кабинет, тщательно останавливаясь на каждом однокласснике взглядом и, убедившись в занятости каждого, вытащил из рукава иголку с круглым наконечником (Круглый наконечник, Рич сделал вчера вечером, чтобы иголку можно было легко извлекать из пиджака, с внутренний стороны которого он пришил металлическую пластину. Металлическая пластина, конечно, добавляла некоторый дискомфорт в движениях, но ограждала Рича от случайных проколов на коже. Задеть вену или артерию он не хотел в первую очередь.). Пролистав книжку на последнюю страницу – единственную пустую для всех, включая Рича, – он приложил иглу к безымянному пальцу. Резким, надавливающим движением впустил иглу под кожу. Вынул её и поднёс к бумаге.