Пол Янски - Укрываясь Тенью

Погоди, я просмеюсь. Уходить из жизни нужно обязательно с серьезным выражением лица. Чтобы все понимали, как я страдал, как им будет плохо без меня. Ну, а если уйти с улыбкой на устах, захотят еще последовать моему примеру. А там, я полагаю, и так тесновато. Если учесть, сколько народа уже умерло за тысячи лет, пусть даже распределение идет поровну (хороших к папе, плохих к какому-то дяде), там большие проблемы с пробками и жильем. Поэтому я поспешу занять хоть какое-то место. Ну, или всё совсем плохо, как в лифте в час пик, и мне придется дышать в чью-то подмышку пару веков, пока я не повернусь и не заставлю дышать другого своей подмышкой. А если я попаду к дяде? Так еще и свет выключат. А у меня большие шансы теперь попасть именно к нему. Какие адские котлы, какие вилы? Пару веков в лифте без света с разными маньяками и прочими дурно пахнущими субъектами. Почему пару, спросишь, что дальше? А дальше выпустят на волю, где свежий воздух и яркое солнце, скажут, что навсегда, а через пять минут, не дав толком проветрить легкие, обратно в лифт к тем же товарищам. Почти так же кошмарно, как ожидание смерти приговоренным в течение долгих лет, только в моем случае смерть уже была, а облегчение не наступит.

Страшась этой жуткой неизвестности, люди обычно делятся на два типа в отношении смерти и послесмертия: «готов на что угодно, чтобы попасть в свет» и «закрыл глаза, я не вижу, значит, и меня не видят». Те же, кто всё отрицает, просто посильнее зажмурились. Но монстр под кроватью дышит, и глаза его сверкают. А я не отрицаю монстра, я отрицаю кровать. Я готов увидеть чудище в полный рост. Ведь у него, как у любого зверя, есть свои страхи. Да и в свет я не особо стремлюсь.

Кстати, тебе не кажется, что Он очень похож на плохого хозяина, который держит двух одинаково глупых собак с разницей лишь в том, что одна дерет ему мебель, грызет тапки, везде гадит, а вторая на вопрос хозяина «какая сволочь из вас это сделала?» поджимает хвост, опускает уши и скулит. В общем, делает виноватый вид. Как думаешь, кого из них постоянно наказывает хозяин? И кто в следующий раз опять опустит уши? И, может, уже хватит скулить и прятаться от Его наказания?

С другой стороны, может, смерть – это оно и есть? Наказание за нашу слабость, за наше неверие в себя? Так же, как болезнь наказывает нас за хандру и уныние. Смерть – тоже болезнь. Может, просто со временем мы сами так сильно начинаем ее ждать, что она приходит? Смирившись, впускаем ее в себя. Или просто делаем это своими руками. Так ведь проще.

Наверное, ты думаешь, что у меня всего лишь плохое настроение, раз я решился на такое? Конечно. Просто, пока я ждал тебя, наступила ночь. А ночью только темные мысли лезут в голову. Хотя что вообще такое плохое и хорошее настроение? Повысился уровень серотонина – и вот запели птицы, засветило солнце, а все люди стали братьями; понизился – и солнце стало слепить, птицы раздражительно чирикать, люди вокруг ненавидеть друг друга, а ты уже с петлей на шее или пистолетом в руке. И вот так катаешься по этим американским горкам: сначала вниз в пропасть уныния и отчаянья, потом карабкаешься вверх на пик радости и счастья. Только с каждым разом пики всё круче и острее, пропасти всё глубже, а рельсы смазаны маслом. Чувствую, в этот раз мне уже не удастся забраться.

И не обвиняй меня в субъективности. Уж слишком сильно на наше мировосприятие влияют концентрации всяких веществ в организме. И почему мне хочется кричать? Казалось бы, нет «объективных» причин. Значит, надо пить литий и слушать классическую музыку. Но откуда другим знать «объективные» причины? Они тоже зависимы от своих веществ. Может, это им нужно что-то пить, чтобы видеть истину? Но раз их большинство, то они априори правы. Всегда прав тот, кто сильнее и кого больше. Просто мне не повезло с моими веществами, а им повезло.

Смерть же избавит меня от предвзятости, очистит сознание. Вопрос лишь в том, будет ли мое сознание там, за горизонтом? Это самый трудный для меня вопрос. Смотри. Я умру. Это понятно. Мое тело исчезнет. Это тоже понятно. Но вот это понимание себя, что я есть я, куда оно денется? Нет, не мои воспоминания – всё забывается. Не мои мысли, которые сегодня есть, а завтра не до них. И не чувства, которые со временем притупляются. Вот это ощущение сидения в коробке из костей и плоти и наблюдение всего со стороны, куда оно пропадет? Куда денется весь тот мир, что я ношу с собой, на который я смотрю? Ведь он есть, пока есть я. Или всё же смерть – лишь мнимая грань между жизнью этой и той? И за ней нет пропасти, просто продолжение пути.

Сама жизнь потеряет смысл, если не будет смерти. Может, смерть – это и есть смысл жизни? Тогда надо изгнать страх и переступить черту. Но нам твердят: пока есть силы, надо бороться и идти вперед. Неважно, что цель привязана к палке, которая привязана к спине. Неважно, что сама цель уже давно неинтересна. Но раз обозначил ее, надо во что бы то ни стало достичь. И, как осел, тянуться за своей морковкой. Ну, или умереть. Я, конечно, выбрал второе. Я же не осел. Я больше не хочу быть вьючным животным, которое ишачит за еду. Потому я выпал из системы. Система всегда исторгает из себя инородные элементы, как кишечник больного дизентерией. Иначе она погибнет. А те, кто остался в ней, в этой прямой кишке, продолжают упорствовать в достижении заветной морковки. Некоторым, в чью сторону был ветер, и поэтому она отклонилась и стала ближе, даже удалось немного куснуть оранжевый корнеплод. Но, не видя ветра, они думают, что сами добились этого. И теперь эти ослы налево и направо раздают советы из серии «сто способов приближения морковки», «измени себя – и морковка станет ближе!», «весь мир – поле морковок, нужно только захотеть!». А еще весь мир полон ослов… Нет, я не говорю, что нужно сидеть на берегу реки и ждать, пока прибьется какое-нибудь дерьмо. Просто открой пошире глаза, верти головой, не стой, когда нужно идти, и не беги, когда нужно переждать. Иначе жизнь размажет по стеклу и смахнет дворниками. И останешься лежать в пыли на обочине рядом с другими такими же неудачниками. Слой за слоем пыль от проезжающих мимо машин покроет тебя. Твои следы заметет. А тебя забудут.

И вот тогда ты действительно умрешь. Что останется после тебя? Твои мечты? Твои желания и стремления? Думаешь, они кому-то нужны? Может, твоя удачная карьера? Не расстраивай родственничков. Оставь пожитки и вали скорей. Нет ничего? Тогда уйди в лес и умри там, чтоб хотя бы не пришлось возиться с твоим воняющим, распухшим, посиневшим телом. А ты, наверное, надеешься, что о тебе будут плакать и вспоминать с грустью и иногда со светлой улыбкой? Не будь наивен. Над тобой будут ржать! Может, повесят твое посмертное лицо где-нибудь на фонарном столбе и, уж поверь, проходящие мимо зеваки откомментируют тебя по полной. «Еще одним идиотом меньше». «Ну, и рожа». Каково? Запомни, всем друг на друга плевать. Если тебе улыбнулись, то только потому, что хотят иметь с тобой половые связи, причем в самой грубой форме. И уверяю, ты не получишь удовольствия. Если тебе открыли дверь, то только затем, чтобы пропустить вперед, а потом дать по голове и обшарить карманы. Если тебе помогли, значит, хотят что-то получить от тебя. Ну, ты уже в курсе, что и как. А ты будешь лежать в луже собственной крови, а, может, и еще чего, и медленно умирать. Соседи в страхе за свою шкурку отведут свои мелкие глазенки, чтобы лишний раз не пугаться, быстренько перешагнут через тебя, чтобы, не дай бог, не испачкаться, и маленькими шажками побегут в свою квартирку. Там они плотненько закроют дверку, обязательно на все замочки. И забудут о тебе. Вот и всё. В таком мире ты хочешь оставить меня жить? Перед такими людьми я должен умирать?