Юрий Журавлев - Псы в городе волка

Прошли годы скитаний по разного рода занятиям, работы на сомнительных предпринимателей, итогом которых стал всё такой же дырявый карман, к которому прибавилась нехорошая привычка хорошо напиваться раз в две недели. Как раз во время очередного своего «пике», Лёшка, наслушавшись историй о заброшенном городе, где деньги в буквальном смысле лежали кругом и даже под ногами, – только ходи и собирай их, запал на возможность быстро и сказочно обогатиться. Знакомый рассказчик, уже побывавший в тех краях и вернувшийся обратно, по его словам, «с полным чемоданом денег», хлопал себя по набитому карману и красочно расписывал все тамошние возможности любому, кто заручится его хорошим расположением, легко поправить свои финансовые дела. Пьяненький Лёшка слушал, открыв рот, и даже старался через раз дышать, боясь вставить слово и, не дай Бог, перебить рассказчика своим глупым и совершенно неуместным вопросом.

– Да там целые горы приборов, содержащие драгметаллы! Вояки бросили всё и свалили, и теперь там только ходи, да сгребай всё в кучу! – широко растопырив руки в стороны, друган показывал, какой необъятной ширины и высоты кучи брошенного драгоценного добра приходилось ему там нагребать.

Лёшка слушал и плыл, проваливаясь в туманные грёзы, откуда уже выезжал на новеньком автомобиле, про который давно и безуспешно мечтал.

– А деньги? – вдруг вскинулся он, понимая, что драгоценные залежи ещё предстоит как-то реализовать.

– Деньги – сразу! – успокаивающе похлопал по Лёшкиному плечу кореш, – Там совершенно не о чем беспокоиться, – знай, только добро собирай, а расчёт прямо на месте, по факту!

Мечта просигналила многоголосым клаксоном и приветливо моргнула Лёшке фарами. Ласково урча мощным мотором, выкатилась из лёгкой дымки и распахнула перед ним водительскую дверь. Сияющий от счастья, Лёшка протянул к ней руку, но, внезапно, та захлопнулась и пропала из виду. Напрасно Лёшка пытался нашарить что-то в лёгкой дымке, окружавшей его, – там ничего не было!

– Да ну его! – махнул рукой Лёшка, – Там уже, наверно, всё растащили подчистую! Народу тьма кругом безработного…

– Говорю же тебе, место отдалённое, а часть до сих пор секретная считается, вот поэтому про неё никто толком и не знает! – братан гордо выпятил свою грудь, – Ты, что, мне не веришь?

С этими словами, он вытащил из кармана толстую пачку новеньких иностранных ассигнаций и ловко, отточенным жестом профессионального картёжника, распустил её широким веером, так же быстро собрал обратно и пролистал край большим пальцем:

– Видал?

– Доллары? – проглотил слюну Лёшка, такое количество денег в одних руках он видел только по телевизору.

– Там, – кореш мотнул головой в сторону, – там за рубли не работают! Там серьёзные люди! – и, посмотрев на придавленного Лёшку, добавил, – Ну, что, накатим ещё по маленькой?

– Давай! – согласился тот, – А как же туда попасть, если там всё секретно?

– Не боись! У меня там всё схвачено, я все ходы-выходы знаю. Научу тебя…

«Попадись он мне теперь, этот друган и кореш! Я бы об него, суку, эту арматурину точно загнул бы, с превеликим удовольствием! Залежи у него тут! Россыпи золотые… край суровый и сказочно богатый! Да здесь даже медного таза не осталось, чтобы в баню сходить! Всё растащили, только чугун оставили! Как раз, таким дуракам, вроде меня», – так думал Лёшка, наматывая на разбитый палец ноги грязный носовой платок, – «Хорошо, что нога холодная, – кровь не так быстро идёт… А с чего это я так сильно навернулся? Там же всего одна ступенька была… Нет, с пьянкой точно пора завязывать, пока чего похуже не приключилось. Разве, на трезвую голову, нормальный человек, по собственной воле, попадёт сюда? Навряд ли… уж больно место гиблое, а название красивое – Золотая долина, впрочем, чем гаже место, тем красивее название, здесь Россия, детка, – так сейчас говорят…»

Согнувшись крючком под ворохом тряпья на старой солдатской койке, Лёшка согрелся и провалился в темноту, откуда прямо на него ударили два ярких луча, которые поначалу он принял за автомобильные фары, но, приглядевшись, понял, что это глаза пса из темноты смотрели на него в упор. Да нет, не пса, – волка.

Из глубины длинного коридора загрохотали чьи-то тяжёлые шаги. Отбивая калёными каблуками неторопливый ритм, степенно проследовали мимо, и, удаляясь, вскоре пропали за прихлопнувшей их входной дверью. В зазвеневшей тишине повисла угасающая песня дверной пружины, оборванная прилетевшим снаружи резким вскриком деревянной половицы крыльца, застонавшей под внезапно навалившейся на неё тяжестью.

– Лёшка, – тихонько позвали с соседней койки, – Лёш, ты спишь?

– Да, – глядя вполглаза на кусок обоев, прикрывавший на стене старые газеты, еле слышно ответил Ухватов.

– Лёх, вставать надо, слышь, бригадир уже поднялся! – голос Сашка, товарища по работе и просто соседа по здешнему житью, стал громче, – Давай, чайку сообрази покрепче, а то, после вчерашнего, что-то кошки во рту уж больно сильно нагадили!

Сашка Сурьменок по происхождению был выходцем откуда-то с европейского юга, об этом говорила его заковыристая фамилия, которую он произносил по-своему, и она в его устах звучала вначале, как строгий химический элемент из периодической таблицы Менделеева, а в конце, – хлёстко обрывалась обыкновенным малороссийским окончанием – Сурьманюк. Его привычка в разговоре перечёркивать накрест древнюю Глаголь, делая на её произношении ужасный акцент, выдавала в нём, скорее, жителя Черноземья, чем Украины, но, всё-таки, своё прозвище – «хохол» Сашка получил за характер, а не за «гыкание» и неудобопроизносимую фамилию. Говорил он по-русски хорошо, практически без акцента, правда, иногда, что-нибудь рассказывая, называл себя в третьем лице, не иначе как Саша Сурьманюк, чем порой вводил в заблуждение не одного только Лёшку, который поначалу начинал считать, что речь уже идёт о каком-то совершенно другом человеке, вроде Сашкиного земляка или родственника. Здесь, на далёком азиатском севере, Сашка, нисколечко не тоскуя по ласковому южному солнцу, чувствовал себя вполне сносно, и временами, на удивление тяжело переносившего местный климат Лёшки, даже очень комфортно.

Гакнувшее на всю комнату Сашкино «нагадили» густо повисло в комнате и Лёшка, почувствовав, что всё вот-вот может начаться снова, быстро прикусил нижнюю губу и осторожно, как можно медленней, потянул сквозь зубы воздух. Резкая боль вскинулась и прогнала тошноту прочь. Лёшка с облегчением выдохнул и подумал: «Ну вот, начинается этот длинный и мучительный день. Жить уже до невозможности неохота, а помирать – сил совсем нету. Что делать?»

– Лёха, тебе, чё, совсем плохо? – Сашок заворочался под одеялом, словно медведь в берлоге. Под ним, тут же, прося пощады, ржаво заскулила проволочная сетка кровати.