Григорий Шепелев - Кубыш-Неуклюж

– Да, его здесь все знают. У них в семье постоянно были собаки. Он к ним нормально относится.

– Твою мать! Чужая душа – потёмки! А этот самый Варламов испытал стресс, который мог сломать ему психику. Он ведь очень любит эту Шкилёву!

– Чужая душа – потёмки? – переспросил Серёжка, прислушиваясь, как дышит Жоффрей, – есть одна проблема. Души там не было.

– В смысле не было? – удивилась Света, – что ты имеешь в виду?

– Что это – не человек.

Голос у Серёжки был тихим, и говорил он без интонации. Но у Светы пошли по спине мурашки.

– Не человек? Ты о ком?

– О том, кто был там, около дорожки. Жоффрей не сходит с ума при виде людей.

Ветер застонал особенно громко. И Свете вдруг показалось, что стёкла лопнули – так ей стало нехорошо. Но странно, холода не было. Она быстро допила кофе.

– Ты бредишь. Он на его глазах зарезал собаку. Как не сходить с ума?

– Нет, не на его глазах, – возразил Серёжка, – мы вышли на пустырь позже. Убить большого, сильного пса без всякого шума трудно. А я вообще ничего не слышал, хоть у меня очень тонкий слух. Жоффрей не мог видеть, как убивали собаку. Но Жоффрей видел убийцу. И он каким-то образом понял, что это – точно убийца. Или же он увидел некое весьма странное существо.

Это возражение было высказано таким деревянным тоном, что Свете стало всё ясно. Конечно, он перенервничал! Надо тему менять. Его правый глаз немножко косил. И ей это нравилось. И она не могла понять, почему. Сколько ему лет? Двадцать восемь? Тридцать? Чуть больше? Спрашивать напрямик не очень хотелось. Света решила поступить хитро.

– Серёжка!

– Что?

– А если мой возраст сложить, например, с возрастом Жоффрея, ты будешь старше нас? Или младше?

– Но точный возраст Жоффрея никто не знает, – сказал Серёжка так мягко и доверительно, будто тоже прочёл на прошлой неделе повесть Стругацких, герой которой стеснялся прямо спросить у женоподобной особи, кто она по половой принадлежности, и придумывал разные идиотские способы это выяснить, – Катька его нашла восемь лет назад, и он был тогда совсем молодой. Наверно, ему лет девять. Максимум десять.

– А сколько лет самой Катьке?

– Около тридцати.

– Да что значит около? Её тоже, что ли, нашли в Измайловском парке?

В комнате зазвонил мобильник. Света, вскочив, бросилась к нему. Ей звонила Рита.

– Я уже сплю, – очень убедительно промычала Света, боясь, что та её подпряжёт куда-нибудь ехать, – чего тебе?

– Я хочу уйти, – был ответ. Он прозвучал странно. Голос у Риты был монотонным, но не спокойным. Она говорила с улицы. Но не шла. Стояла на месте.

– Ну, и хоти! – разозлилась Света, – что ты пила, кроме алкоголя? Где ты находишься?

– Там, откуда я не могу никуда уйти.

– Ты что, идиотка?

Рита взволновано засопела.

– Ты помнишь, я тебе говорила днём, что могу уйти откуда угодно? Так вот – сейчас я нахожусь там, откуда уйти немыслимо. Если можешь, выведи меня! Выведи!

– Это ты меня сейчас выведешь! – заорала Света, усевшись на диван так, что тот затрещал, – ты что там, нанюхалась или вмазалась?

– Я трезва.

Ледяной змеёй стало заползать в сознание Светы чувство, что это – правда. Чистая правда. Света поёжилась.

– Где ты, Ритка? Скажи название и место!

– Двор,– ответила Ритка.

– Двор? Какой двор?

– Под нашими окнами.

– Я спускаюсь.

Быстро натянув джинсы и кофточку, Света вышла из комнаты и увидела, что Серёжка уже в прихожей и надевает на пса ошейник.

– Я сейчас выйду во двор, – сообщила Света, – Ритку встречать. С ней что-то не так. Пошли вместе.

– Нет уж, – сказал Серёжка, – спасибо.

Света обулась, надела курточку и все вышли. Пока Жоффрей и Серёжка возились с дверью своей квартиры, Света сбежала вниз. Упругий апрельский ветер был так силён, что она, выскочив навстречу ему, ссутулилась и саму себя обняла за локти. Было пятнадцать минут четвёртого. Предрассветность с запахом прошлогодней соломы, который ветер нагнал с оттаявших подмосковных полей, хранила безмолвие. Лишь одни деревья поскрипывали. Дворовые фонари, тянущие свет к карнизам домов, к низко проплывающим облакам, казались усталыми и печальными. Пройдя между сталинской четырёхэтажкой и бойлерной, Света сразу увидела тонкую человеческую фигуру. Она стояла среди деревьев, между пятиэтажным домом и асфальтированной дорожкой, ведущей на школьный двор. Это была Рита. Света перебежала пустырь, и, подойдя к ней, взяла её за руку.

– Всё, пошли.

Рита заморгала. В её глазах было куда больше бледной тоски измученных фонарей, чем собственной жизни.

– Я не могу уйти, – сказала она чуть слышно, – это не я!

– Если ты не можешь, сука, уйти, значит улетишь! – посулила Света. Отпустив Риту, она её обошла и дала пинка. Это помогло. Рита устремилась вперёд, часто спотыкаясь. Порой она замедляла шаг, и Света подталкивала её ударами кулака.

Оказавшись дома, Рита опять сказала про невозможность уйти. Света помогла ей раздеться. Сняв с неё обувь, она заставила её выпить сто пятьдесят грамм виски. Рита закашлялась. Но её глаза оживились. Пристально оглядевшись по сторонам, она изъявила желание принять ванну.

– Нет, это лишнее, – запротестовала Света, – я не намерена выволакивать из воды и пены голую лесбиянку, когда её посетит отличная мысль, что она опять не может уйти!

– Это не отличная мысль, – возразила Рита очень серьёзным тоном, – страшнее этого во вселенной ничего нет!

Заткнув ванну пробкой, она пустила тёплую воду и начала стягивать колготки. Света, тем временем, осмотрела карманы её пальто. Один из них был набит валютой, долларами и евро. В другом лежали двадцать тысяч рублей четырьмя купюрами. Свете стало очень досадно, что не поехала она с Ритой, а завалилась спать. Так досадно, что двести долларов перекочевали в её карман. А какого чёрта эта паскуда не объяснила толком, что дело стоящее? Зачем, спрашивается, пускала туман, крутила вокруг да около, наводила тень на плетень? Сама виновата. Полностью успокоив совесть бокалом виски, Света пошла взглянуть, что делает Рита. Рита курила, сидя по грудь в воде. Глаза её были мрачными.

– Как ты съездила? – поинтересовалась Света, – нормально?

– Плохо.

Света присела на бортик ванны.

– Так уж и плохо?

– Сама всё видела, – безразлично пожала плечами Рита, – не доставай меня!

– Кого только сегодня я не достала! – вздохнула Света, – один примчался – ой, помоги! Другая звонит – ой, выручи! А потом выясняется, что обоих я достаю.

– Кто к тебе примчался?

– Серёжка! Жоффрей, по его словам, опять сильно лаял, глядя туда, где стояла ты. Но тебя там не было. Там был тот, кто убил собаку. Серёжка в этом уверен.

Сделав затяжку, Рита вручила окурок Свете. Та его унесла, а потом вернулась и вновь уселась на бортик.