Дмитрий Бронников - Путь Смолы

– Товарищи, только не ругайтесь, меня интересует вот какой вопрос – бабка с дедом слепили и оживили колобка, так кем они ему приходятся – богами?

Шпала с Булой разом обернулись, похоже вопрос покалеченного оказался для них еще более неожиданен, чем сам факт амнезии. Шпала хмыкнул и покрутил пальцем у виска. Була, видимо от скуки более предрасположенный к разговору, спросил:

– Это ты к чему?

– Тогда уж господа…Ударился он, – внес ясность Шпала, – сильно…

– Насколько я знаю, Бог создал людей, если ошибаюсь, поправьте, – начал развивать свой вопрос Колян.

– Вот видишь, не все значит забыл, уже обнадеживает, – усмехнулся Шпала. – Ну это для кого как, я знал одного типа, так тот был уверен, что произошел от дыры в презервативе. Когда он это полностью осознал и принял в себя, то стал массово скупать презервативы, дырявить их и поклоняться. Создал культ дырявых презервативов, собрал вокруг себя единомышленников, начал проповедовать дыроначалие. Секта, помню, "дырявые" называлась. Кончил он, правда, плохо, в психушке. Смотри, Колян, меньше задавайся вопросами религии, плохо кончишь.

– А если бабка с дедом создали колобка, то получается, что они тоже для него как бы боги? – не обращая внимания на слова Шпалы, сказал Колян.

– Ну да, – после некоторого раздумья ответил Була. – Хотя опять же, с какой стороны посмотреть на это дело. С точки зрения религии – несомненно боги, но вот с точки зрения генной инженерии…

Шпала недоуменно посмотрел на подельника, но ничего не сказал. Разговор ему не нравился.

– …С точки зрения генной инженерии, они его суррогатные родители. А вот если с точки зрения простой инженерии – конструкторы.

Шпала облегченно вздохнул, трактата о достижениях генной инженерии не последовало. Он съязвил:

– С точки зрения пищевой промышленности – кулинары…

Була недовольно посмотрел на него. Шпала не был авторитетом, а так, шестеркой Хмеля, хотя и более опытной, чем они с Коляном.

Ответ Булы озадачил Коляна, трудно было воспринять и переварить то, о чем, судя по всему, он не имел никакого представления и до потери памяти. Но он как мог продолжил беседу, напрягая до предела отказавшие мозги.

– Больно точек зрения много, я думаю, должна быть одна, но такая, чтоб самая правильная.

Шпала усмехнулся – идиот в процессе создания культа своего видения мира. Вот так, между делом, и зарождаются культы, секты и тоталитарные общества.

– Наверное, ты прав, – надув щеки, продолжил рассуждения Була. – Точка зрения всегда должна быть одна. Ведь если бы в зоне на понятия можно было смотреть с разных точек зрения, то начался бы беспредел. Вот, типа, ты по понятиям не прав, но тут появляется какой-то фраер,который утверждает, что если посмотреть по-другому, то ты будешь прав. Даже забавно. Допустим, ты отказываешься дрочить петуха, говоришь, что он якобы тоже человек. Но по понятиям-то он петух. Тут хоть обосновывай, хоть не обосновывай. А ты тупо утверждаешь, что у него налицо все признаки человека: руки, ноги и говорить он умеет. А петух в курятнике крыльями машет. И тебе насрать, что петух – это не тот у кого крылья. Петух – это суть человека. Вот тут и появляется этот фраер и выводит такую точку зрения, что все в шоке…

– Это че ж за точка зрения такая? -удивился Шпала.

– Я к примеру, щас такие умники есть, что даже почему топотание котов вредит правильному мироустройству обосновывают…Ну и вот, обосновал свою точку зрения этот фраер, и все вдруг отчетливо поняли, что опущенный мало чем отличается от авторитета!?! Это ж что тогда будет, это конец света какой-то. Поэтому точка зрения всегда должна быть одна.

Шпала угрюмо вздохнул.

– Тогда, – продолжил свои умозаключения Колян, – все эти точки зрения надо соединить в одну общую, самую правильную.

– Ну да, – пожал плечами Була.

– Значит, дед с бабкой одновременно и боги, и суррогатные родители, и конструкторы, и кулинары.

– Угу, – подтвердил Була. – Но опять же, возвращаясь к петуху, если мы так базарим, то получается, что и опущенный это не только петух, но и человек, такой же как и мы.

– Э..э..э, ну ты полегче, я толерантный человек, но не настоко же, – возмутился Шпала.

– Не, ну мы как рассуждали. С одной точки зрения – родители, с другой – конструкторы, с третьей – кулинары, а с общей точки зрения – все вместе взятое. То же и с опущенным, с одной – петух, с другой – человек. Вот и получается у нас мутант – человек-петух.

– Я понял, – неожиданно вскричал Колян, – Бог как раз и есть все вместе: и конструктор, и родитель, и кулинар.

– Это ты типа хочешь сказать, что религия это что-то типа главного закона, ну примерно как понятия, и поглощает другие точки зрения, – сказал Була. – А в религии главный Бог и в нем много там всего, и конструктор, и родитель.

Погоди, – вмешался Шпала, – фуфло гонишь. Я врубился к чему ты клонишь, только фуфло это. По понятиям главный – вор в законе либо авторитет, и че он по-твоему тоже должен быть все вместе, и человек, и пе…блин, даже язык не поворачивается сказать. Ты сам– то понял, что сказал?! А за базар отвечать надо.

– Так это Колян начал, – попытался оправдаться Була. – Может, его все-таки долбануть еще раз, чтоб не смущал и не совращал гонимостью своей.

Машина въехала во двор девятиэтажки. Здесь располагалась конспиративная квартира, специально снимаемая Хмелем для общих сходок и как центр управления текущими операциями. Что-то типа главного офиса, но исключительно для своих работников. Для встреч на высшем уровне снимался комфортабельный загородный дом. Для постоянной рабочей и межрабочей дислокации рядовые бойцы снимали себе квартиры самостоятельно, часто используя их не совсем по делу, а именно для пьяных вечеринок в стиле ню, совместно с представительницами фирм по оказанию интим услуг.

Хмель, он же Гоша Борзый, был представителем сразу нескольких школ криминального бизнеса. Этакой своеобразной нездоровой помесью различных течений и представлений о внутреннем устройстве, чести и достоинстве как криминального мира в целом, так и каждого его члена в отдельности. Начинал он еще в далекие восьмедисятые с зон для малолеток, будучи приверженцем старой воровской школы, отличавшейся строгими законами понятий и воровской чести. Но дальше жизнь завертела и закружила юного Гошу. С приходом новых времен, а именно капитализма и демократии, Георгий тоже обновился в полном соответствии с целями и задачами новой эпохи. То есть стал одним из братков, массово расплодившихся в то неспокойное время. Здесь, видимо, в связи с появлением в стране либеральных ценностей, в бандитской среде уже как-то туговато стало и с понятиями, и с воровской честью. На неписанные, но прежде свято соблюдавшиеся законы криминального мира стало либо совсем накакать, либо ими вертели как хотели, взависимости от ситуации и личных предпочтений. Новый сформировавшийся криминальный класс жил быстро, весело и обычно скоро умирал. Какие там могут быть понятия и ступени воровской школы, когда сегодня ты гуляешь в кабаке, а завтра гуляют на твоих похоронах. Ну и с приходом злобно оскалившейся звериной морды капитализма все трудней было соблюдать какие-либо ограничения, предписываемые понятиями. Тут секунды и либо ты их, либо они тебя. Ну и опять же, деньги не пахнут, в том числе и "тройным" советским одеколоном понятий. И если раньше бывалый сиделец с позиции своего нелегкого опыта мог со всей ответственностью заявить – человек человеку волк, то короткоживущие братки, из-за невозможности приобрести какой-либо опыт, руководствуясь чисто животным инстинктом, резюмировали свое мироощущение примерно так – отморозок отморозку отмороженная отморозь. Хмель не стал исключением и, не до конца еще вобрав в себя старые воровские понятия, быстро переориентировался на новые. Но и в этом счастливом состоянии полной отмороженности он пребывал недолго. Он сел, после того как группировка, в которую он входил, занялась самоистреблением. В ее рядах пустили корни паранойя и борьба за власть, вследствии чего ослаб внутренний иммунитет и инстинкт самосохранения группировки. В результате, кого не убили, тех посадили. И посадили надолго.