Дмитрий Слай - Пасынок Вселенной. История гаденыша

– Ну, все, гаденыш, – прошипел он. – Сейчас я тебя урою.

Ну вот не стоит никому говорить таких напыщенных фраз. Разве что героям боевиков – и то, только чтобы развлечь тупоумного зрителя. Я просто молчал, разглядывая его. Разумеется, он был опасен, и разумеется, я это понимал. Но я тоже был чертовски опасен, но он этого не осознавал. И это было мое колоссальное преимущество.

Он приближался, я стоял. И только в самый последний момент резко рванул вперед и коротко, точно ткнул его в солнечное сплетение. Как учил Виктор – не по поверхности – внутрь, Словно целишься в позвоночник. Моя рука почти ничего не почувствовала, а мой враг сдавленно крикнул, сложился пополам и рухнул на асфальт. Я опустился с ним рядом на одно колено, дал ему возможность продышаться, а потом, когда увидел, что он немного пришел в себя, помог подняться. Он попытался меня ударить, но я этого ждал и легко уклонился, попутно воткнув локоть ему в печень. Он снова рухнул. Я опять опустился на одно колено, но на этот раз не стал дожидаться – просто нанес ему страшный удар по почке. Он заорал. Я рванул вперед и зажал ему рот рукой.

Он пытался орать, я зажимал ему рот. Когда он немного поутих, я приблизился и прошептал ему в ухо:

– Если я нажму чуть сильнее, выдавлю тебе зубы.

Шепот. Шепот зачастую страшнее воплей и рева. Шепотом говорит призраки и серийные убийцы. Шепотом говорят опытные палачи. Наверное. Мало кто это осознает, но все чувствуют. Мои поверженный враг притих. Очевидно, боль отступила достаточно, чтобы он мог почувствовать страх. Великолепно. Я достал из поясного чехла нож (не спрашивайте где я его взял) и приблизил острие клинка к испуганному глазу обмершего от ужаса мальчишки.

– Мне очень хочется тебя убить, – все тем же замогильным шепотом сообщил ему я. – Но я думаю, пока в этом нет нужды. Однако, ведь необходимость не всегда определяет наши желания, правда? Мои так точно. И если мне захочется очень сильно… Потом, наверное, я пожалею, меня, может, даже посадят. Но, воткнув тебе в глаз это лезвие, я буду так счастлив, что вряд ли разумные доводы меня остановят.

Он был напуган. Напуган до жути. Забыл про боль, про желание отомстить, про все. Я это видел и мне это почти нравилось. Но, как учил Виктор, именно в эти моменты мы и перестаем контролировать себя. И наслаждаться его страхом было неразумно. Напоследок я легонечко провел лезвием по его щеке – даже не поцарапал, но он взвизгнул.

– Мы поняли друг друга? – спросил я.

Он так отчаянно закивал, что хрустнуло в шее.

Я поднялся на ноги, спрятал нож, не спеша отряхнул колени.

– Да, и вот еще что. Тебе, наверное, стало плохо. Может, ты даже простудился. Так что шел бы ты домой.

– Что? – проблеял он.

– Ты обмочился, – сообщил я, показывая на мокрое пятно, расползающееся по его джинсам. – Хочешь в таком виде вернуться в школу?

Он, явно ничего не соображая, посмотрел на свои штаны, потом на меня.

– Но завтра чтобы был в школе, – потребовал я. – Не то чтобы я настаиваю, но нам ведь не нужно, чтобы обо всем этом кто-то узнал?

– Ты угрожал мне ножом, – прошептал он.

– А ты обоссался, – парировал я. – Хочешь разыграть эту карту? Нам обоим будет лучше, если никто ничего не узнает.

– Тебя надо отправить в психушку, – заверещал он.

– Ты что, идиот? – удивился я. – У меня по прежнему нож за поясом. А на тебе по прежнему мокрые штаны. Либо ты идешь домой, переодеваешься и мы обо всем забываем, либо… Может, меня и отправят в психушку, но я тебе обещаю, что я успею вспороть твой не держащий мочу живот.

Сколько пафоса! Но не судите строго, я только учился. И не спешите обвинить меня в том, что я маньяк, рос маньяком и стал маньяком. А Виктор еще и обучил маньяка. Я понимаю, все так и выглядит на первый взгляд, но засуньте свой взгляд себе в задницу и поищите истину где-нибудь там. Я всегда был такой, какой я есть. И теперь пытаюсь выяснить причину этого. Пытаюсь понять свою суть. Однако я никогда не испытывал наслаждения ни от страха тех, кого пугал, ни от вида крови, никогда не чесались у меня руки кого-нибудь убить, не зудело ничего, не тянуло сотворить бифштекс из человеческого тела. Я действовал не руководствуясь какой-то там манией – просто решал проблемы, выживал, стремился к тому, что считал важным и хотел заполучить. Например, свободу, безопасность, право распоряжаться собственной жизнью и мыслями.

Но в тот день я все-таки поднялся на новый уровень. Перестал мечтать и рассуждать – продумал действие и совершил его. Осуществил план. Не знаю, гордился бы мной Виктор или нет (и способен ли он вообще был гордиться), но я в тот момент точно знал, что чего-то достиг и чему-то научился под его руководством. А хорошее оно или плохое?.. Еще пару сотен лет назад у благородных самураев было в порядке вещей вспарывать себе брюхо по любому поводу и спать с мальчиками. И ничего. Это не мешало им быть славными воинами.

“Наш брак основан на лжи, но на ней основано много хорошего – религия, история…”

Гомер Симпсон

Удивительно, но я так до сих пор и не понял – благом для меня стало обучение у Виктора, или именно он во многом сделал меня таким, какой я есть? А может, он просто следовал качествам исходного материала? Ведь нельзя же из дерьма слепить конфетку, из грязи сотворить алмаз? Можно взять унылого слабовольного толстяка, лупить его палкой и обучать балету. И может, в итоге он начнет танцевать, но все равно будет ничем иным, чем унылым толстяком, пытающимся изображать танцора. Так зачем это надо? Впрочем, вполне может быть, что он похудеет, сделавшись грациозным красавцем с намертво пришитым к сознанию комплексом бывшего толстяка.

Зачем нас всех на протяжении всей жизни, в школе и позже, учат тому, что многим не подходит? Чтобы не высовывались? Чтобы были как все и не смущали среднестатистических граждан своими отличиями? Говорил уже – сам у себя спрашивал и не нашел ответа. И есть ли что-нибудь более унылое, скучное и тошнотворное, чем среднестатистические граждане? Если пытаться учить психопата быть нормальным человеком, какое-то время это, может, и будет работать, но потом он все равно сорвется, и срыв этот окажется намного страшнее, чем можно ожидать.

Правда, как выяснилось позже, я все-таки не психопат. Хотел бы быть психопатом, но… Даже это мне было не дано. И я даже не знаю теперь – все лучше, или хуже.

А Виктор… Черт побери, я так и не понял как он ко мне относился. Иногда мне казалось, что ему приятно мое общество не менее, чем мне его. Иногда он откровенно насмехался и издевался. Иногда казалось, что ему вообще наплевать. Да, безусловно он манипулировал мной. Но зачем? Наверное, я так никогда и не пойму его истинных мотивов. Может, вообще не способен понять. То ли он был гением – но тогда как назвать область его гениальности? То ли просто чертовски умной и загадочной сволочью. А может, всего понемногу? Наверное, в мире встречаются гении, которые совсем не являются одновременно сволочами. Но и лютых сволочей среди них тоже изрядно.