Нина Ненова - Формула счастья

Скрестив руки, я оперся о край стола.

— Тебе удалось пообедать? — спросил меня Вернье после долгого и явно неловкого для него молчания.

— А почему бы не удалось? — спросил его я.

— Да нет, просто я так выразился, — он внезапно придал себе решительный вид. — Послушай, Симов, давай будем откровенны! Не думай, что я что-то имею против тебя. Но Одеста… она — наш психолог, считала более правильным…

В этот раз на пороге появился Ларсен. И должен отметить, что вместо того, чтобы обратить внимание на меня — незнакомого, комиссара МБР и прочее, впился взглядом в Вернье. Его ярко-голубые глаза стали мрачными и неподвижными, веки слегка опустились, но все же не смогли скрыть охватившего его раздражения, губы его напряглись, словно стараясь сдержать какое-то, готовое сорваться ругательство. Лично я почувствовал бы себя неудобно, если бы на меня посмотрели с таким выражением. Но Вернье, который вчера вечером произвел на меня впечатление своей нервозностью и уязвимостью, не обратил внимание на своего начальника. Наоборот, он отправил ему наглую улыбку и принял демонстративно развязную позу на кожаном диванчике.

Наконец, Ларсен переступил порог. Приблизился и пожал мне руку.

— Ты свободен, Вернье, — сказал он, устраиваясь на стуле за письменным столом.

— Я пришел сюда по делу, — твердо заявил Вернье.

— Что за дело?

— Час назад я тебе о нем упоминал, — в голосе Вернье зазвучали вызывающие нотки. — Речь идет о Дефракторе. Ларсен едва улЬвимо нахмурил брови:

— Я думал, что мы договорились…

— О, нет! Ошибаешься. Мы никак не договорились.

— Значит, требуется снова обсудить вопрос, не так ли? — спросил Ларсен.

— Да, непременно!

— Хорошо, только мы сделаем это позднее.

— А почему не сейчас? — прикрыл глаза Вернье и, чтобы подчеркнуть, что уходить не собирается, закинул ногу за ногу и обхватил руками колено. — Действительно, почему не сейчас, Ларсен? Комиссар, я думаю, нас извинит. Да может быть и ему будет полезно узнать некоторые вещи.

Он потерял чувство меры, и его слишком вызывающий тон выдал то, чего я не сумел уловить вначале. А именно: что в сущности он был очень и очень испуган. Но чем? Я стал слушать с удвоенным вниманием.

— Действительно нам незачем говорить на эту тему, и ты это отлично знаешь, — сказал Ларсен, который со своей стороны полностью овладел своим раздражением.

— Я знаю только, что мы должны говорить на эту тему! — с притворной горячностью возразил Вернье. — И что наступил момент, когда ты должен оказать нам содействие!

— Я одобрил проект Дефрактора, но только при условии, что он будет построен без моего участия…

— Но такое условие не может действовать здесь, особенно, если оно поставлено начальником базы!

Теперь я был уже уверен, что Вернье навязывает Ларсе-ну эту перебранку только для того, чтобы ее слышал я, что, конечно, не уменьшило моего интереса к ней. «Человек не знает, из какого куста выскочит заяц» — гласит известная поговорка.

— Позволь мне решать, что может тут действовать, а что нет, — монотонно продолжил Ларсен. — А от тебя, Вернье, в данный момент я требую только одного: чтобы ты понял, что у меня сейчас нет времени.

— Ты индивидуалист, Ларсен! — обвиняюще повысил голос Вернье. — Стремишься делать только то, что касается лично тебя. Не хочешь прервать свою работу даже на пару дней, несмотря на то, что наши трудности в связи с предстоящим испытанием Дефрактора…

— Мне предельно ясно, — прервал его Ларсен, — что ваши трудности, если они вообще есть, можно преодолеть и без меня.

— Даже если и так!.. Твое участие поможет справиться с трудностями другого порядка.

— Не старайся толковать мне свою последнюю фразу, — отрезал Ларсен, как будто Вернье высказал подобное намерение. — Я освободил вас от всех других обязанностей, восемьдесят процентов всех ресурсов базы отданы в ваше распоряжение и так далее и так далее… Согласись, что требовать большего было бы уже полным отсутствием чувс! меры.

Вернье вдруг вошел в образ раскаявшегося почти до слез неудачника. На этот раз его мимика была столь бездарно актерской, что я себя спросил, не искренна ли она.

— Может быть ты прав, Ларсен, — промолвил он, с трудом поднимаясь. — Ты действительно обеспечил нам все, в чем мы нуждаемся. Но… Иногда, как застопорится, не идет и не идет! И человек впадает в панику, бросается беспокоить других, вместо того, чтобы самому поискать выход…

Ларсен слушал его и наблюдал, не скрывая досады. Было видно, что этот неубедительно мотивированный отбой вполне отвечал его ожиданиям.

— Извини меня, если я надоел тебе со своими тревогами, — продолжал Вернье. — Я несколько отпустил поводья» что делать… До свидания. До свидания, Симов.

Он вышел, оставив после себя что-то невысказанное, что-то тайное и смутное, что еще долго напоминало о его присутствии.

Я вопросительно посмотрел на Ларсена, побуждая его как-то прокомментировать происходящее. Но он не пожелал. Поднявшись со стула, он лениво приблизился к окну и, сунув руки в карманы своих безупречно выглаженных брюк, облокотился на оконную раму. Он был типичным представителем Скандинавии — викингом, крупный, русый, с такой неестественно светлой кожей, которая часто встречается у северных народов. Его скуластое лицо было вытесано грубо, но с несомненным выражением интеллигентности, а нахмуренный лоб, угловатый массивный подбородок придавали этому выражению весьма свирепый оттенок, который, вероятно, затруднял общение с ним для некоторых более робких людей. Его густые рыжие брови были расположены низко и составляли почти прямую линию над непроницаемыми холодными, светлыми глазами, нос — с легкой горбинкой и явным переломом хряща, на шее с левой стороны темнел старый шрам, который уходил за ухо и терялся в коротко остриженных, уже седеющих волосах. Несмотря на свой возраст, по моей оценке — где-то около пятидесяти, он был атлетически сложен, и под короткими рукавами его рубашки играли мускулы, которые едва — ли кто-то захотел бы видеть в действии против себя.

Вообще по всему было видно, что передо мной сильный, энергичный, волевой мужчина, способный устоять и перед более опасными потрясениями, чем те, что до сего момента потрясали базу «Эйрена». А если учесть и тот факт, что он наверняка один из высших офицеров Военного корпуса, вызванных из резерва после появления юсов, и именно в этом качестве послан на Эйрену, то у меня уже не оставалось сомнений относительно характера отношений между властью и подчиненными, которые сложились здесь… Но, если это так, у Вернье должны были бы быть очень существенные причины разыгрывать свою нарочито дерзкую сцену. Ведь ему было ясно, что она едва ли сойдет ему безнаказанно…