Кирилл Кудряшов - Нить

Взяв их руки в свои она, вдруг, явственно ощутила, как нить прошла через нее, связав их троих в нерушимый треугольник. Почувствовала, как раскручиваясь по спирали, нить стала захватывать все новых и новых людей, втягивая их в безумный водоворот, который должен был стянуться в одну точку завтра. Завтра… Она знала это точно. Завтра нить, сплетенная судьбой, должна была завершить свой бег. Елисеева видела, каким образом этот круговорот завершится — видела десятки людей, корчащихся в огне, ощущала запах сгорающей плоти и, словно бы издалека, слышала их отчаянные крики о помощи.

Она видела, как умирали люди, не зная, где, как и когда это должно произойти, однако, будучи уверенной в том, что ЭТО еще не произошло, а только неумолимо надвигается на нее.

На нее… Среди людей, связанных воедино нитью, она видела и себя. Собственное объятое пламенем лицо, на котором застыла ужасная маска боли и отчаяния. И еще, она знала, где нить берет свое начало. Точнее, в ком… В том парне, что только что покинул ее палатку.

Елисеева не понимала многого. Например, что-то она видела, а о чем-то просто знала, как бывает, когда, вдруг, просыпаешься после реального и цветного сна. Она не могла отделить реальность от видений, а видения от воспоминаний. Откуда она могла знать имена этих двоих? Она видела нить, проходящую через них — незримую, не осязаемую, но все же существующую нить. Видела, как они полыхали в огне, словно живые факелы… Но их имена она просто знала, так, словно это воспоминание пришло откуда-то из прошлого. Или, быть может, скорее из будущего. Будущего, которое должно вскоре стать настоящим. Ее настоящим… Настоящим, в котором она должна умереть…

Не давали ей покоя и ее собственные слова о «предмете спора». Сами собой слетевшие с языка. Она не знала, что заставило ее произнести эти два слова, но каким-то шестым чувством ощущала, что «предмет спора» так же связан с нею нитью, чем бы он ни был. Какой предмет? Какого спора? Почему она уверена в том, что это так важно?..

Галлюцинации? Результат перегрева на солнце? Или все же пророческие видения? Елисеева боялась об этом даже думать.

Ей ясно было только одно — в том состоянии, в котором она находилась сейчас, работать она сегодня больше не сможет. Быстро скинув с себя рабочую «униформу» — плащ-балахон, и превратившись из таинственной гадалки в обыкновенную, ничем не примечательную женщину, она выдернула хрустальный шар из розетки, поставила его в ящик стола и, подхватив сумочку, вышла из палатки, на ходу переворачивая табличку на входе — «Открыто» на «Закрыто».

Найти в сумочке мобильник, позвонить грузчику Федору и попросить его свернуть палатку раньше обычного… Пусть Федя утрамбовывает палатку, вместе с находящимся в ней реквизитом, в одному ему ведомые комнатушки в театре «Музыкальной комедии», а она отправляется домой — с нее хватит. И пусть шеф потом спускает на нее хоть всех собак — плевать!

— Вы уже закрыты? — спросил кто-то совсем рядом, заставив Надежду подпрыгнуть на месте, и на секунду забыть о сотовом, затерявшемся где-то среди ключей и косметичек. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что это не сам Дьявол поднялся из преисподней, чтобы низвергнуть ее в огонь, а всего лишь пожаловал очередной потенциальный клиент, точнее — клиентка, горячо желающая узнать свое будущее. Вот только, какого же черта она так тихо подбирается со спины?! Так и заикой остаться недолго…

— Да. — ответила она, оборачиваясь, но едва встретившись взглядом со взглядом женщины, ее пробил озноб, второй раз за последние несколько минут. Видение словно бы повторилось, будучи на этот раз еще реальнее. Снова нить, снова смутное понимание того, что такое «предмет спора», не желающее оседать в сознании. Вот только огня на этой раз не было — были лишь последствия его смертельной пляски… Перед Надеждой стояли два обгоревших до неузнаваемости тела! Ни одежды, ни волос — лишь только жуткое месиво из сгоревшей кожи и ожоговой жидкости, покрывающее их с ног до головы. Женщина, и маленький ребенок, ростом не больше метра, пол которого теперь не угадывался из-за страшных ожогов по всему телу. Или, точнее, наоборот — в теле, с трудом различимом среди сплошного чудовищного ожога, не угадывался ни пол, ни возраст. Малыш стоял, держась за руку полуобугленной женщины, и пытался что-то сказать, то открывая, то закрывая рот, превратившийся в уменьшенное подобие разверзшейся готической арки…

Захлестнувшая ее волна ужаса заставила Елисееву отшатнуться назад, мечтая только об одном, скрыться в темном чреве своего рабочего шатра, дабы не видеть этого кошмара…

— Тетенька, с вами все в порядке?

Видение исчезло так же резко, как и появилось. Вместо двух обгоревших тел перед ней стояла немолодая полноватая женщина, держащая за руку милую девочку лет шести, и обе они с неподдельным испугом смотрели на побледневшую гадалку, до смерти испугвшуюся того, что по ходу работы ей надлежало бы видеть каждый день. Будущего…

— Да. — с трудом ворочая языком ответила Надежда, пытаясь опрвиться от пережитого шока. — Да, все нормально. Это все жара, да и вообще, плоховато я себя сегодня чувствую. Поэтому и закрываюсь… Так что, извините, но погадать вам я сегодня не смогу.

— Жаль… — недовольно протянула девочка, состроив умильную рожицу.

— Ну что ты, Настенька, — женщина присела рядом с ней и погладила по голове. — Зайдем в другой раз. Или пусть мама тебя сводит. Хорошо?

— Хорошо. — с неохотой согласилась девочка. — Попрошу маму. До свидания, тетя Волшебница! — крикнула она вслед Надежде, уходящей вглубь парка.

Пытаясь удержаться на ставших, вдруг, ватными, ногах, Елисеева шла к выходу из парка, на ходу пытаясь набрать номер вахты муз комедии, чтобы сообщить Феде о своем уходе. Десяток раз она промахивалась по нужной кнопке, а когда, наконец, сумела набрать номер, в трубке раздались короткие гудки. Великолепно! Впрочем, какая разница?… В голове прочно обосновалось чувство, что ни палатка, ни Федя, ни ее начальник, уже больше никогда не повстречаются на ее пути. Они не охвачены вездесущей нитью, все туже затягивающейся у нее на шее. И никогда уже она не погадает по руке маленькой Насте, так жаждущей волшебства… Просто потому, что скоро умрет. Быть может, прямо сейчас, а, быть может, через пару дней. И эта девочка последует за ней, превращаясь в обгоревший уродливый трупик.

Потому что нить существует! Потому, что предмет спора где-то рядом… И еще потому, что она, черт возьми, не имеет ни малейшего понятия, что все это значит!

Сергей проснулся рано утром от звона надоевшего до жути будильника, проехавшегося по ушам подобно гусеницам танка. Выбросить бы эту гадость — уж больно жестокая получается побудка, но нет, нельзя… От другого он точно не проснется.