Нина Воронель - Готический роман. Том 2

На обратном пути отец Георгий опять прилепился к ним с Брайаном и тащился за ними до самой библиотеки, уговаривая их подняться к нему в комнату и пропустить рюмочку-другую его божественной цуйки. Ури от цуйки отказался и под предлогом сильной усталости улизнул наверх, предоставив бедному Брайану собственными силами выпутываться из цепких объятий румына. Затаившись в кладовке со швабрами, он, стиснув зубы, прослушал романтический дуэт Карла и Клары, возносящихся вверх по лестнице на крыльях любви.

Когда за ними закрылась дверь Клариной комнаты, мысль Ури заметалась в поисках разумного решения проблемы охраны матери в ночные часы. Если бы она поднялась к себе одна, он, в нарушение всех правил, пробрался бы к ней в комнату и лег бы там спать на полу, стряхивая с ушей ее возмущенные протесты. Но она сама привела опасность к себе в комнату, – значит, необходимо сторожить ее у нее под дверью. А как это сделать, не привлекая к себе внимания всех соседей?

Был один вариант, – Лу! Вариант не то, чтобы очень удобный, но зато соблазнительный, и, главное, – кажется, единственный. Ведь из комнаты Лу отлично виден вход в комнату Клары. И Ури решился, – он тихо подкрался к двери Лу и осторожно потянул ее на себя, ужасаясь, что может застать в ее постели профессора-шутника. Но ни в комнате, ни в постели не было никого – ни Лу, ни профессора. Что ж, тем лучше! Ури стянул с кровати одеяло и устроился на полу таким образом, чтобы видеть сквозь приотворенную дверь вход в комнату матери.

Проснувшись поутру с некоторым опозданием, Клара наспех приняла душ, оделась и, принявшись наводить красоту, опять не смогла найти свою губную помаду волшебного закатного цвета, который озарял ее лицо неожиданной вспышкой юности. Чертовщина с губной помадой началась еще вчера. Прихорашиваясь к завтраку, Клара обнаружила, что потеряла ее. Она вытряхнула весь женский хлам из сумочки на одеяло. Не найдя там помады, старательно перерыла оба ящика убогой прикроватной тумбочки, – тоже безрезультатно. Делать было нечего, пришлось появиться за завтраком с неподкрашенными губами.

Сразу после завтрака Клара стремглав помчалась в местную аптеку и купила не вполне подходящую, но и не совсем безобразную помаду, хоть выбор там был смехотворно мал. Подкрасив губы тут же в аптеке, она открыла сумочку, чтобы положить туда новую помаду, и оторопела при виде знакомого тюбика своей любимой помады, пристроившегося между солнцезащитными очками и пудреницей.

Перед выходом она решительно вытащила из сумочки новую помаду и спрятала ее в тумбочку. Однако, когда, разгоряченная длительной прогулкой по бесконечным полям битвы при Ватерлоо, она решила освежить лицо, в сумочке оказалась та помада, которую она недавно купила в аптеке. Спутать тюбики было невозможно. Один был бело-золотой, другой матово-черный. Клара внимательно вгляделась в собственные лихорадочно блестящие глаза и поняла, что близка к нервному срыву.

Вот и сейчас, как только она снова не нашла бело-золотой тюбик ни в сумочке, ни в ящике, сердце ее затрепыхалось с такой силой, что ей понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Из-за этого она спустилась в трапезную, когда все уже уселись и директор закончил утреннее благословение хлеба насущного и перешел к приглашению всех присутствующих на прощальный коктейль по поводу отбытия нашего дорогого царственного гостя, который состоится в гостиной сразу после обеда.

Не очень вслушиваясь, Клара огляделась в поисках свободного места и, мысленно отметив, что Ури опять нет, с удивлением направилась к Яну, который призывно махал ей, придерживая свободной рукой спинку пустого стула, явно предназначенного для нее. «Что за демонстрация?» – мельком подумала она и села рядом с Яном, по другую сторону которого сидела миссис Муррей, облаченная в свой игривый походный костюмчик, приличествующий члену жюри.

При виде Клары старая дама радостно ей закивала:

– Как я рада, голубушка Клара, что вы, наконец, появились! Это я попросила профессора Войтека…

– Яна, – поправил он.

– …попросила Яна занять для вас место рядом с нами. У меня ужасные осложнения и я рассчитываю на вашу дружескую помощь.

– Что случилось? Вы нездоровы? – спросила Клара, хоть миссис Муррей выглядела отлично.

– Нет, нет, я в полном порядке, дело не во мне, а в Дениз. Ей пришлось срочно уехать. Ее брат попал в катастрофу.

– Разбился? – ужаснулась Клара.

– Что-то вроде этого. Он ехал на велосипеде и его сбил автомобиль. На рассвете пришла телеграмма. Она тут же помчалась звонить отцу, но автоответчик сообщил ей, что тот уже уехал в Кембридж.

– Чем же я могу помочь? – озадачилась Клара.

– Ведь сегодня последний день битвы, а я не могу ездить по парку одна. И Ян любезно предположил, что вы можете согласиться водить мою тележку…

– …а я буду бежать вслед за вами и проникать во все запретные уголки, – подхватил Ян.

Клара поспешно согласилась стать шофером миссис Муррей. Уже не говоря о том, что она вчера смертельно устала, едва поспевая за длинноногим Яном на бесконечных просторах парка, она помнила, как он огорчался, что ему не позволено заходить за веревки, отгораживающие участки боевых действий.

– Вот и отлично! – воскликнула старая дама. – Вы меня просто выручили! Вы не поверите, как вся эта история с жюри украсила мою печальную жизнь.

Почему бы не поверить? И Клара поверила. Она охотно села за руль тележки и они покатили по пестрым солнечным лугам и тенистым перелескам парка.

– «Всю ночь накануне битвы над Ватерлоо лил проливной дождь, не давая спать продрогшим до костей солдатам обеих армий», – зачитал Ян из цветной брошюрки. – Видите, как нам повезло, у нас во всю светит солнце.

– И куда же мы направимся? – счастливым голосом спросила миссис Муррей.

Ян снова сверился с брошюркой:

– Я рекомендую обойти обе линии войск – и союзников, и французов. Ведь сегодня решающий день битвы. И хоть мы уже знаем ее исход, солдаты вроде бы его не знают, и каждая сторона уверена в победе.

– А ведь уже много веков люди знают, что один выигрывает, а другой проигрывает, – вздохнула миссис Муррей.

– Конечно, но каждый надеется, что он будет одним, а не другим.

Воздух внезапно задрожал от дробного боя барабанов, от жизнерадостного пения рожков, от призывной разноголосицы труб. Ян снова заглянул в брошюрку:

– С вечера войска стояли друг против друга на столь коротком расстоянии, что каждый мог слышать голоса противника. Вскоре после восхода скрытого дождевыми тучами солнца с обеих сторон ударили барабаны, запели трубы и рожки. Никогда призыв к бою не звучал с обеих сторон так бодро и энергично.