Мария Барышева - Искусство рисовать с натуры

Раздались короткие гудки. Наташа нажала на рычаг и набрала номер снова. На этот раз трубка отозвалась длинными гудками. Около двух минут Наташа вслушивалась в тягучие равнодушные звуки, потом набрала номер Надиной работы. Там ответили сразу:

— Ну, чего теперь?!

Наташа крепче сжала трубку.

— Здравствуйте, извините, а Щербакова уже ушла?

— Щербакова… — задумчиво протянул голос, — а-а, Надька что ли?! Так давно уже.

— Извините пожалуйста, если она вдруг появится, передайте, чтоб позвонила Наташе, Чистовой Наташе.

— Наташа? — голос оживился, и в нем появилась нотка узнавания. — Это Сергеич.

— Привет, Сергеич! Так ты передашь?

— Ну. Ежели буду в состоянии, — сообщил Сергеич и отключился.

— Черт, Надька, где же тебя носит?!! — пробормотала Наташа и вышла из будки.

До закрытия оставалось полчаса. Кое-как она промаялась двадцать минут, обслуживая покупателей с плохо скрываемым раздражением, но в двадцать один пятьдесят все-таки не выдержала (катитесь-ка вы, Виктор Николаевич и Таня в обнимку с Колюней!) и закрыла павильон, выставив двух недовольных клиентов.

На улице уже совсем стемнело. Еле-еле шла Наташа среди ярко освещенных пятиэтажек — даже пол-рабочего дня было серьезным испытанием: снова разболелась спина, руку тянуло в гипсовых оковах, а по вискам словно кто-то весело барабанил пальцами в железных перчатках. Несколько раз она останавливалась отдохнуть, но лучше от этого не становилось. Ей казалось, что она никогда не доберется до своей квартиры.

Но вот, слава богу, и дом показался!

Сбоку раздался пронзительный визг тормозов, и Наташа лениво повернула голову. С ярко освещенного полотна трассы на сквозную дорогу выскочила, тревожно сияя огнями, машина «скорой помощи», ее занесло, мотнуло туда-сюда, и она исчезла за противоположным домом. Несколькими секундами позже снова донесся визг тормозов — «скорая» остановилась где-то недалеко от дома, на дороге.

Но на дорогу не выходят подъезды окружающих ее домов.

У Наташи тревожно сжалось сердце, и она пошла быстрее. Пересекла двор и резко остановилась, словно с размаху налетела на невидимую стену.

Фонари вдоль дороги так и не горели, но сейчас это было и ни к чему. Все пространство под платанами было залито ярким светом фар стоявших на дороге нескольких машин, в том числе и милицейской, тут же застыла и «скорая», продолжая рычать двигателем. Вдоль обочины толпились люди, возбужденно переговариваясь.

Одну из машин, развернутую под острым углом к обочине, Наташа узнала сразу — это была Пашкина «копейка» с распахнутыми передними дверцами.

Наташа побежала.

Она не стала выискивать свободное от людей местечко, а врезалась в толпу с размаху, больно стукнувшись о чью-то спину. Раздался возмущенный окрик, перед ее глазами на мгновение мелькнула дорога, косо стоящая посередине старая белая «тойота» с густой паутиной трещин на лобовом стекле и темными брызгами на капоте, мелькнули люди в белом, склонившиеся над чем-то, лежащим на асфальте. Потом она услышала голос, показавшийся ей смутно знакомым. Голос крикнул: «Не пускайте ее!», Наташу толкнули назад, кто-то схватил ее за здоровую руку, дернул, она повернулась и увидела мужа.

— Н-не… туда… — выдавил он из себя и отступил назад в тень, потянув ее за собой. Наташа автоматически шагнула следом, не сводя с него остановившегося взгляда.

Даже полумрак не мог спрятать мертвенно-бледного лица Паши и переполненных ужасом глаз. Его нижняя челюсть, прыгала, точно он беззвучно давился, а на лбу набухала громадная шишка. Рука, которой он держал Наташу, дрожала, и пальцы все сильнее и сильнее сдавливали ее запястье. Паша походил на перепуганное до смерти привидение, и его вид был настолько ошеломляюще страшен, что Наташа отшатнулась, но его пальцы сжались еще крепче и не пустили ее.

— Что?.. — спросила Наташа одними губами, чувствуя как у нее подкашиваются ноги и грудь наливается холодом. — Кто там?

— Они… еще не говорят… ничего не разобрать…я…

— Кто там?!! — закричала она ему в лицо, брызгая слюной, и рванула руку к себе. — Пусти!!!

Паша качнулся вперед и застонал. Наташа никогда не слышала, чтобы он издавал подобные звуки, и это подтверждало то, что случилось что-то страшное.

— Она выскочила! — пробормотал он, продолжая мять ее запястье. — Я не хотел сюда ехать… а она выскочила… я видел, как ее… ее…

Наташа вырвала руку и повернулась. Часть людей теперь смотрела на нее, и она увидела знакомые лица соседей, на которых было сочувствие, ужас, любопытство и что-то еще, как будто они знали что-то особенное. Наташа медленно пошла вперед, и люди, перешептываясь, расступились перед ней.

С асфальта как раз поднимали изломанное человеческое тело с безжизненно повисшими руками, и на мгновение Наташе показалось, что это и не человек вовсе, это не может быть человеком — страшная, испачканная в чем-то темно-красном кукла с длинными слипшимися волосами, с кровавой маской вместо лица, на которой поблескивают блестки прилипшего стеклянного крошева, грязное, порванное в нескольких местах платье, распахнутое на груди, заляпанный красными брызгами белый кружевной лифчик, на том месте, где должен быть рот, вздуваются темные блестящие пузыри… на запястье одной из болтающихся кукольных рук — часы с большим овальным циферблатом…часы…

…как тебе часики, а? круто? Славик осчатливил…

Откуда у ЭТОГО Надькины часы? Это же Надькины часы! Славка привез их из…

Понимание обрушилось на нее, словно гигантский водяной вал, погребло под собой, отняло воздух, отняло все мысли и вонзило зубы глубоко в сердце. Наташа кинулась вперед и почти коснулась болтающейся безжизненно руки, когда кто-то в темном преградил ей дорогу, поймал и начал настойчиво отодвигать назад, а она колотила его здоровой рукой и что-то кричала, сама не понимая что кричит. Лицо одного из санитаров повернулось к ней и сказало — голос прозвучал словно откуда-то издалека:

— Блин, да уберите ее отсюда! Уберите! Родственница?! Уберите — не хватало еще одну забирать!

— Она живая! — громко крикнул кто-то ей в ухо. — Отойдите, не мешайте! Вы родственница?! Сестра?!

Неопределенно мотая головой, Наташа позволила отвести себя в сторону — слово «живая» слегка отрезвило ее, заставив замолчать, но и совершенно лишило сил. Тело казалось каким-то мягким, желеобразным, словно из него вытащили все кости. Она ничего не понимала. Она совершенно ничего не понимала. Она знала только одно — там Надя, и Надю уносят.

— Постойте тут, ладно? Я сейчас подойду.

Сообразив наконец, что это милиционер, Наташа пробормотала, безуспешно пытаясь придать голосу твердость:

— Можно и мне поехать?