Мария Барышева - Последнее предложение

Что-то вдруг вспыхнуло в его памяти, мощный направленный луч высветил лицо — такое знакомое лицо, и Роман даже сел на кровати, глядя перед собой невидящими глазами — сейчас внешний мир исчез, и он смотрел мысленным взглядом — в глубину своей памяти. Вот почему, когда он впервые увидел Риту, то подумал, что где-то уже ее встречал. Он встречал не ее — он встречал ее брата. Что бы там ни говорила Рита о том, как изменился брат, что бы ни говорил Нечаев, той ночью Денис был отчаянно похож на нее. Просто невероятно, насколько иногда могут быть похожи мужчина и женщина. Короткая русая бородка, успевшая отрасти с того дня, как он изображал свою сестру, не скрывала этой схожести. К тому же, в ту ночь он не играл. Денис умирал и, вероятно, догадывался об этом — тот худощавый, смертельно бледный парень, свалившийся на пол в трамвайном салоне в ту ночь, когда Роман возвращался домой. Тот, кому он помог тогда подняться и выйти на остановку, тот, который, когда Роман предложил вызвать «скорую», умчался так, будто за ним гнались демоны. Конечно, ему было не до «скорой». Он торопился к своей книге. Он хотел успеть написать следующую главу.

…Получается, что меня он знает?

…Думаю, да. И, наверное, не с худшей стороны.

Савицкий неожиданно засмеялся — сначала тихо, потом все громче и громче — да так, что снова повалился на кровать. Чудовище, превратившее его жизнь в кошмар, весьма своеобразно пытается выказать свою благодарность. Увидело, узнало и умилилось. Дало отсрочку и сделало главным героем, отчего все повествование полетело кувырком — ведь изначально оно все рассчитало на Спирина, сведя все нити сюжета к нему. Царский подарок, Денис или кто ты там, царский! Из «книги» не отпустил, но дал пожить и даже охранял… да вот только взбесился, когда он закрутил с его сестрой. Что это — братская ревность? Нет, чушь собачья! Разве это может ревновать?

— Что случилось?! — испуганно спросила Рита, выскакивая из ванной с охапкой каких-то флакончиков и баночек в руках, и Роман перестал смеяться, сел и покачал головой.

— Ничего. Просто я понял, почему еще жив.

Рита уронила флакончики на кровать, села и вопросительно посмотрела на него.

— Рит, я бы не хотел тебя пугать…

— Ты всерьез полагаешь, что меня еще чем-то можно напугать? — она криво улыбнулась. — Есть только одно, что… — Рита прикусила губу, потом сдернула с головы полотенце, встряхнула мокрыми волосами, и в сине-зеленом под веками суматошно замелькало нечто нетерпеливое, почти кричащее: «Давай, давай, рассказывай!» — и противиться этому было бессмысленно. Он вкратце рассказал ей свои догадки, а также то, что Денис говорил ему возле Тарасовки, и Рита несколько минут сидела молча, потом глухо сказала:

— Я не находила в его квартире никаких женских свитеров. Но в ванне определенно что-то жгли. Если это так… зачем ему избавляться от него, если он…

— Возможно, он все-таки надеялся, что выживет, — Роман пожал плечами. — Ведь до конца книги было так далеко… Закончил главу, все спрятал, обставился, будто ограбление… и только потом, наверное, хотел вызвать «скорую», а сил уже не хватило. Хватило лишь на то, чтобы кричать… Соседи слышали, но никто не отреагировал.

— Это ведь была не первая книга, — Рита прижала ладонь к губам. — Он… получается он… то и дело… а потом об этом…

— Возможно. Тем более, что, судя по твоему рассказу, убивать он начал очень давно… Ты говорила, Денис часто уезжал. Уж не за этим ли? Если бы он все проделывал в Аркудинске, это было бы слишком рискованно для него.

Рита сникла, тщательно разглаживая на коленях свой цветочный халатик.

— Господи, почему он родился? — шепнула она. — Зачем мы оба родились?

— Зачем ты все это принесла? — Роман кивнул на флакончики, после чего театрально болезненно поморщился, решив, что внимание девушки нужно спешно переключить на что-нибудь другое. Ему нужно было думать, но когда думаешь и утешаешь одновременно, получаются не думы, а черт знает что! А когда она так сникала, не утешать ее было невозможно. «Раскис я что-то, — раздраженно подумал Савицкий. — Жить, возможно, всего ничего осталось, нужны активные бесстрастные действия, а меня постоянно сносит на сентиментальности! Может, сказать ей, чтоб катилась в другую комнату? Не могу я на нее смотреть постоянно!»

— Ах, да! — спохватилась Рита. — Ты ложись… сейчас я сделаю так, что станет лучше… ложись на живот, как лежал… — она осторожно, но настойчиво потянула его за плечи, и Роман покорно снова уткнулся лицом в подушку.

— А ты там ничего не натворишь, пока я не смотрю?

— Не бойся, это не больно.

Он хмыкнул. Рита позади чем-то зашуршала, и Романа окутала приятная, чуть дурманящая смесь ароматов сандала, можжевельника, корицы, мелиссы и чего-то еще. Мягкие ладони легли ему на спину и принялись умело растирать, прокатывая по телу волны расслабляющего тепла, и эти волны смывали прочь и боль, и усталость, и нервное напряжение последних дней — и даже скорбь чуть-чуть отступила в сторонку. Иногда эти ладони исчезали, и кожи касались лишь кончики Ритиных пальцев, пробегая от поясницы к затылку и обратно — щекочуще-игривые прикосновения, оказавшиеся необыкновенно приятными, а потом вновь возвращались ладони, и за ними тянулось ароматное тепло, и Роману начало чудиться, что он растворяется в этих щекочуще-оглаживающих прикосновениях. Он блаженно улыбнулся в подушку, потом повернул голову и взглянул на Риту, сейчас выглядевшую необыкновенно сосредоточенной, словно хирург, проводящий сложную операцию.

— Так о чем твоя книга, Рита?

— Об одном человеке, — чуть недовольно сказала она, не отрываясь от процедуры, плеснула на ладонь из широкогорлого флакончика, и Романа с головой накрыла гераневая волна. — В детстве он сжег заживо своих школьных недругов в старом доме, но перед этим в этом же доме нашел письма, о которых я тебе уже рассказывала. Никто его не заподозрил, он вырос, стал военным инженером, потом потерял работу, много чего перепробовал, а потом пошел в киллеры

— Какая резкая переквалификация! — заметил Роман, и Рита ущипнула его.

— Не перебивай, раз спросил! Ну, так вот, с этой профессией ему тоже не повезло, неважным оказался киллером — то его кинут, то задание не выполнит, то все принимаются за ним гоняться. И вот однажды его все-таки догнали, подстрелили, он уже, вроде как, умирает и оказывается в том самом сожженном доме, но теперь этот дом наполнен призраками людей, которые, так или иначе, погибли из-за тех писем. Письма он, кстати, сохранил. И эти призраки предложили ему работу — убить тех людей, которые написали доносы, а если они уже мертвы, то убить одного из их ближайших родственников.

— Кровожадные, однако, призраки! А чего ж они сами не отомстили?