Мария Барышева - Последнее предложение

Конечно же, это был Денис — Савицкий не ошибся.

Мальчишка улыбался — улыбался ему, и в его улыбке не было ни страха перед грядущей расправой, ни издевки — ничего — теплая, дружеская полубеззубая улыбка, которая при других обстоятельствах могла бы и умилить. Роман невольно притормозил, ошеломленно глядя на негодника, и тот на ходу помахал ему рукой — приветливый жест, как будто они знали друг друга давным-давно. Потом он отвернулся и вдруг остановился, и его спутник в зеленой куртке остановился тоже, так ни разу и не обернувшись.

Роман смотрел на них секунду. Может быть, немного меньше — позже ему казалось, что с того момента, как мальчик и мужчина застыли на дороге, времени вообще не было. Может, какой-то клочок, который нельзя уловить ни взглядом, ни сознанием. Только что они стояли на дороге, а теперь вместо них был серебристый «опель-караван», вылетевший из потока машин и смахнувший две человеческие фигуры небрежно, как рука смахивает крошки со стола. Где-то над крышей «каравана» мелькнуло, кувыркаясь, зеленое пятно, и только потом Роман услышал грохот, дребезг бьющегося стекла и отчаянный визг тормозов. С тротуара всколыхнулся крик ужаса, в который вплелся вой клаксона, похожий на чей-то предсмертный вопль… а может, это и был вопль — Роман так и не успел этого понять. «Опель» развернуло и боком вынесло на встречную, где он с лязгом впечатался багажником в левое крыло потрепанной «тойоты» и застыл, методично мигая габаритными огнями.

Роман сделал шаг вперед и остановился, глядя на дорогу, где лежал мужчина в зеленой куртке, сейчас похожий на изломанную окровавленную куклу, брошенную на асфальт каким-то малолетним озорником. Он шагнул не потому, что хотел подойти поближе, — ему просто потребовалось сделать какое-то движение. Ему казалось, что если он останется стоять на месте, что-то внутри него, дрожащее и натянутое до предела, порвется, и он тоже закричит — но не от ужаса, и это было намного хуже. Кто-то пробежал мимо него, еще кто-то, несколько человек, среди которых он узнал Нечаева, склонились над телом, загораживая его, но Савицкий и без того увидел уже достаточно. Человек на дороге был мертв — вероятней всего с того самого момента, как в него врезался бампер «каравана», и о крышу ударялось уже мертвое тело. Он лежал, немыслимо перекрутившись в талии, так что его верхняя часть с раскинутыми руками прижималась спиной к асфальту, а нижняя почти упиралась в него коленями. В пыли медленно и сонно расползались темные ручейки, затекая в выбоины асфальта и изгибаясь между выступами.

Кто-то кричал — страшный вибрирующий вопль, перемежавшийся судорожными всхлипываниями. Роман взгляну на «опель» — вопль доносился оттуда, и за покрытым густой паутиной трещин и красными разводами ветровым стеклом металась и корчилась темная фигура. Он отвернулся и снова посмотрел на дорогу, потом огляделся по сторонам, пытаясь осознать случившееся. Мысли тяжело ворочались в мозгу, словно в густой трясине.

Взбесившийся «караван» на его глазах сбил двоих человек, но на дороге лежал только один. Это было невозможно.

Роман подошел к бордюру, глядя туда, где возле погибшего толпились люди, потом посмотрел наверх, на провода, словно мальчишку ударом могло зашвырнуть туда. Разумеется, там ничего не было. И нигде ничего не было — ни малейших следов того, кто назвал себя Денисом Лозинским. Ни тела, ни обрывка, ни лоскутка — ничего.

Но машина сбила двоих.

Где же второй?

Роман поймал себя на том, что ищет мальчишку среди толпящихся людей. Это было нелепо. После такого удара ребенок просто не мог…

Тогда где же он?!

Внезапно он понял, что видел, как «опель» сбил Дениса, но с того самого момента, как бампер смел его с дороги, он его больше не видел, словно удар был настолько силен, что мальчишка превратился в пыль.

Роман в несколько прыжков оказался возле искалеченного «каравана» присел на корточки и заглянул под днище, почти уверенный, что увидит зацепившееся за ось тело ребенка. Но там было пусто.

— Какого хрена ты делаешь?! — раздался над ним злой окрик. Роман выпрямился и молча холодно взглянул в искаженное бешенством лицо Нечаева. Женщина в «караване» продолжала кричать, но уже тише, и рыдания теперь раздавались все чаще и чаще. Он повернулся и увидел, как какой-то человек открывает дверцу и помогает ей выйти. Женщину шатало, из глубокого пореза на лбу текла кровь, заливая лицо и кокетливую белую курточку. Цепляясь за плечо человека скрюченными пальцами, она что-то пробормотала про тормоза, потом снова начала кричать. Роман, отвернувшись, шагнул было в сторону тротуара, но Валерий схватил его за плечо.

— Я тебе вопрос задал, Савицкий! Что ты сейчас делал?! И почему ты выскочил из машины и рванул сюда?! Я видел! Мы прямо за вами ехали… Знал, что это произойдет, а?! знал?!

— Поумерь фантазию, детектив! — Роман сжал пальцы на запястье Валерия и резко сдернул его руку со своего плеча, отчего где-то в шве рубашки жалобно вздохнули нитки. — Я не господь бог! Откуда мне было знать?! Может, еще скажешь, что и этого беднягу я укокошил?!

— Почему ты побежал?! — упрямо повторил Нечаев, дергая желваками и свирепо раздувая ноздри.

— Мне показалось, что я увидел того пацана. Но я ошибся.

— Пацана, как же! Сказки мне не рассказывай! Ты…

— Что я?!

Нечаев, сжав зубы, чуть прикрыл веки, после чего произнес — уже спокойным тоном:

— Мы еще с тобой поговорим. И ты… — он замолчал, раздраженно глядя на подошедшего Панова, который покачал головой, потом, приподняв брови, сказал:

— Роман Андреевич, здесь и без вас народу хватает, так что шли бы вы отсюда. Вы сегодня, прямо, вестник смерти, просто.

— А, идите вы оба! — зло бросил Савицкий, развернулся и пошел прочь. Уже идя по тротуару, он развернулся и в последний раз взглянул на серебристый «опель», габаритные огни которого все так же ритмично мигали. Отчего-то в голову пришла неуместная, казалось бы, сейчас мысль — как женщина может ездить на такой грязной машине? Серебристый бок «каравана» был настолько пыльным, что на нем можно было рисовать, и какой-то шутник уже изобразил пальцем на водительской дверце большую римскую «IV». А могли бы нарисовать и кое-что похуже. Или написать.

Впрочем, сейчас это не имело абсолютно никакого значения.

Он вышел из дома только поздним вечером. Он не вышел бы вовсе, но за час до того проснулся и понял, что уже не заснет — ни в ближайшее время, ни этой ночью. Удивительно, что ему вообще удалось хоть немного поспать. Еще более удивительным было то, что ему ничего не снилось. Совершенно ничего — сплошная серость, вплоть до того момента, когда она открыл глаза и уставился на большой матовый встроенный в потолок светильник, призрачно белеющий в темноте. «Хорошо, хоть ремонт успел сделать» — отчего-то подумал Роман, и следом тут же выпрыгнула сердитая мысль: «Нашел, о чем сейчас думать!»