Мария Барышева - Мясник

Схимник кивнул.

— Блоха не выскочит.

— Хорошо. А ты, Ян, сейчас поедешь со мной.

— А… а что же делать с «Пандорой»? — удивленно спросил Ян и взял с кресла свое пальто.

— Не делай ничего.

— Но у меня уже есть кой-какие наметки. Если… Кирилл Васильевич, то я примерно представляю, кому он мог все это расфасовать, и нужно все немедленно проверить. Он уже что-то сказал?

— Ты разве не слышал?! Ничего делать не надо!

Ян-подчиненный промолчал. Но Ян-стратег молчать не мог.

— Виктор Валентинович, мы упустим время. Определенные люди знают, что «Пандора» была в вашей юрисдикции. Если это дело затянуть, то мы можем уронить свой авторитет.

— Заткнись! — бросил Баскаков. — Здесь я решаю! Схимник, ты что стоишь, как… у кого-то?! Дел нет?! Нет, погоди, — вдруг поспешно сказал он Схимнику, который уже повернулся, собираясь уйти, — погоди.

Он вышел из «приемной» и через несколько минут вернулся, держа в руке смятый конверт — не пухлый, но и не тоненький.

— Держи. За наблюдательность. Уж тут ты мне удружил. Можешь идти.

Схимник под хмурым взглядом Яна взял конверт и исчез за дверью.

При других обстоятельствах он бы и не вздумал останавливаться, увидев Бона, — парень был мелкой сошкой, обычным молодым глуповатым качком, как большинство из тех, которыми распоряжался Ян. Только несколько раз им с Боном доводилось работать вместе, последний раз это было в Крыму, когда Баскаков послал их за Чистовой, но именно поэтому и случилось так сегодня, что когда мощные фары «паджеро» выхватили из темноты знакомое лицо, машина Схимника резко затормозила. Он не знал, куда и откуда идет Бон, да и наплевать ему было на это. Но маленькая девочка Вита Кудрявцева, сама того не зная, обронила несколько фраз, превратившихся для Схимника в очень важные вопросы, на которые он хотел получить ответы. Бон мог дать один из них.

— Здоров! — сказал Схимник, высунувшись из окна «паджеро». Бон изумленно и обрадовано кивнул, нимало не задумавшись над тем, с чего это вдруг человек много выше рангом решил остановить машину в дождь среди ночи, чтоб его поприветствовать.

— О, привет! Слушай, как удачно пересеклись! У меня к тебе разговор — думал завтра тебя выловить как-нибудь, если, конечно… До центра подбросишь?

— Залезай.

Бон сел в машину, и «паджеро» снова покатил вперед, но уже с гораздо меньшей скоростью. Схимник покуривал, изредка поглядывая на Бона. Бон же долго мялся, словно провинившийся школьник перед директором, что-то бормотал, и наконец Схимник не выдержал.

— Свалить хочешь? — прямо спросил он. Бон вскинул на него удивленно-радостные глаза.

— Ага. Слушай, Схимник, надоело… не прет меня больше вся эта бодяга. И вообще… помнишь, мы в Крым ездили… я там еще в кафешке девчонку подцепил?..

— Ксюша — все при ней? — обнаружил Схимник хорошую память.

— Ну. Так вот… ну это… я ж с ней перезванивался потом… и у меня типа отгулы были, так я смотался к ней… ну, в общем, погуляли… потом еще перезванивались… Хорошая девка, в педагогическом учится, с башкой. В общем, нравится она мне. А это… не, хватит с меня. Беготня эта вечно, да и вообще…

Схимник с сомнением и нескрываемым удивлением посмотрел на толстую бычью шею, короткий ежик темных волос, лицо с тяжелыми грубоватыми чертами, по которому непривычно и неумело бродило смущение.

— Тебе сколько лет? — спросил он неожиданно для самого себя. Сросшиеся брови Бона изумленно подпрыгнули.

— А тебе за… а… ну это… двадцатник вот-вот будет.

— М-да. Удивил ты меня, Бон. Только чего ты ко мне обращаешься? Ты же под Яном.

— Да ну его! Шизанутый он да и вообще… А ты… может, поможешь или посоветуешь чего… Не отпустят ведь так просто, ты же знаешь. Не хочу я больше, понимаешь? Ты не думай, я не это… Ксюху сюда перевезу, сговорились мы уже… к братану в автосервис подамся — давно зовет. И Ксюхе место сыщем.

— Ладно, сделаю что-нибудь. Но не сейчас. Месячишко потерпишь?

— А то! Спасибо, Схимник!.. ну, ты это… ты мужик… да я для тебя все…

— Все не надо, а просьба одна будет, — небрежно сказал Схимник и зевнул. — Кстати, Бон, накануне нашего отъезда в Крым шеф кого-нибудь из вас вызывал к себе?

Бон пожал плечами.

— Ну… не помню уже… А-а, с Чалым он что-то перетирал. О письмах каких-то. Чалый еще злился, говорил, что ему после Крыма еще в Волгоград тащиться придется. К какой-то бабе… Света кажется. Он ведь все отдельно от нас как-то мотался, помнишь? Типа кого-то навестить… А какая просьба?

— Просьба, просьба… — пробормотал Схимник, суженными глазами, которые снова начали темнеть, глядя на летящую под колеса дорогу. — Возможно мне скоро придется из города уехать, а у меня тут в одной больничке подопечный…

Уладив все дела, Схимник ненадолго заехал домой, вернее, в квартиру, которую он снимал, — ему никогда даже и не приходило в голову назвать это место домом, для него это было просто некое помещение, в котором можно было хранить вещи и спать. Он быстро разделся, принял душ, вытерся, ожесточенно орудуя полотенцем так, что покраснела кожа, побрился и надел чистую одежду. Несколько минут он бродил по квартире, забирая то немногое, что могло ему понадобиться, потом остановился посередине комнаты и окинул ее взглядом, с каким-то отрешенным любопытством подумав, суждено ли ему еще сюда вернуться? Если все сложится так, как он задумал, то нет.

Он посмотрел на западную стену комнаты, почти треть которой занимало большое зеркало в причудливой аляповатой оправе. Часть серебристой поверхности была густо заклеена портретиками голливудских кинозвезд — по акульи улыбчивых или неправдоподобно суровых. И портретики, и само зеркало все время раздражали Схимника до крайности, и не раз он порывался его снять и задвинуть куда-нибудь в угол, но все время было как-то недосуг.

Но сейчас зеркало потянуло его к себе — не оправа, не портретики — само зеркало, потому что отчего-то очень важным показалось немедленно увидеть свое лицо. Схимник подошел, сунув руки в карманы пальто, и с хмурым интересом уставился на самого себя. Ссадина на щеке уже была почти не видна. Он легко дотронулся до нее и слегка улыбнулся, вспомнив дикий ужас, на мгновение мелькнувший в глазах Баскакова, когда тот его ударил. Баскаков правильно испугался — и хоть пока возможности не было, но скоро, совсем скоро… а пока нужно было держать себя в руках, потому что от этого слишком многое зависит.

Схимник посмотрел на свою правую руку, потом снова перевел взгляд на лицо, хмуро смотревшее на него из зеркала, и это лицо вдруг дернулось, исказилось, словно что-то пыталось вырваться из него наружу, губы растянулись, по-волчьи обнажив плотно сжатые зубы, серая радужка глаз начала темнеть. В следующую секунду его кулак врезался в серебристую поверхность, и безумное лицо под ним смялось, рассеклось трещинами, затянулось алой дымкой, и мгновенно — так же мгновенно, как отступил человек по другую сторону зеркала, — ушло вглубь, растворилось в разбитом серебре и пропало из виду.