Джек Финней - Похитители Плоти

– Майлз! – услышал я хриплый мужской шепот, который доносился откуда-то; я потерял способность соображать, что к чему.

– Майлз! – шепот сделался громче, и я стал растерянно осматриваться кругом. – Сюда, Майлз, быстрее.

Это был Джек. Он стоял в светлом прямоугольнике двери, теперь я увидел, что он зовет меня.

Что-то случилось с Теодорой, понял я, и поспешно направился через веранду, затем следом за Джеком через гостиную к лестнице. Но Джек миновал лестницу, подошел к двери в подвал и открыл ее. Он включил фонарик, которым держал в руке, и я спустился вслед за ним.

Мы пересекли подвал, шаркая подошвами по полу. Джек отбросил задвижку на дверце угольного чулана. Чулан в углу подвала был отгорожен дощатой стенкой до самого потолка. Сейчас он стоял вычищенный и пустой – с тех пор, как я установил в доме газовое отопление. Джек толкнул дверцу, луч его фонарика потанцевал по полу и остановился ярким кругом.

Я не был способен четко представить то, что лежало перед моими глазами на цементном полу. Напряженно всматриваясь, я вынужден был объяснять самому себе, по частичкам, свои зрительные ощущения, стараясь понять, что это такое. На полулежало, решил я наконец, что-то вроде громадных маковых головок. Они были круглые, видимо, около метра диаметром; сейчас они в некоторых местах полопались, и изнутри больших шаров вылезало на пол сероватое вещество, похожее на густую шерсть.

Это было лишь частью того, что я видел, все еще пытаясь разобраться в своих впечатлениях. На первый взгляд, эти головки немного напоминали перекати-поле, большие сухие шары из спутанных стеблей, легкие, как воздух, созданные природой, чтобы катиться с ветром по пустыне. Но эти головки были плотно закрыты. Я присмотрелся и увидел, что их поверхность представляет собой сплетение жестких с виду желтоватых волокон, между которыми были натянуты, как перепонки, какие-то бурые обрывки, напоминавшие засохшие дубовые листья.

– Коробочки, – медленно проговорил Джек, и в его голосе послышалось удивление. – Майлз, семенные коробочки, о которых шла речь в газете.

Я непонимающе уставился на него.

– В публикации, которую ты приметил утром, – нетерпеливо произнес он, там, где какой-то профессор рассказывал о гигантских семенных коробочках, найденных где-то на ферме этой весной. – Он подождал, пока я припомню, потом распахнул дверцу настежь. Что-то еще привлекло наше внимание в дрожащем круге света. Мы залезли внутрь чулана и присели на корточки возле этих штуковин на полу, чтобы лучше их разглядеть. Каждая головка потрескалась в трех или четырех местах, и часть заполнявшего их серого вещества выползла на пол. И сейчас, приблизив фонарик, мы заметили интересную вещь. Выползая из головок, серая шерсть по краям белела, будто контакт с воздухом лишал ее окраски. К тому же – это невозможно было опровергнуть, потому что мы воочию это видели – запутанные волокна серого вещества сжимались, спрессовывались, приобретая форму.

Как-то я видел куклу, изготовленную каким-то первобытным племенем Южной Америки. Кукла была сделана из гибких лозинок, грубо сплетенных и перевязанных в нескольких местах так, что они образовывали туловище, голову, руки и ноги, торчавшие в разные стороны. Всклокоченная волокнистая масса, напоминавшая серые конские волосы, у наших ног медленно выползала из перепончатых головок, светлела по краям и – грубо, но вполне определенно – начинала приобретать форму, волокна распрямлялись и выстраивались в нечто отдаленно напоминавшее голову, туловище и крохотные ручки и ножки. Они были столь же примитивны, как та индейская кукла, и столь же безошибочно узнаваемы.

Трудно сказать, как долго мы сидели там, пораженные до глубины души, всматриваясь в то, что происходило перед нашими глазами. Но этого было достаточно, чтобы увидеть, как серое вещество продолжает вытекать, медленно, словно лава, из огромных головок на цемент пола. Этого было достаточно, чтобы увидеть, как серое вещество белеет, соприкасаясь с воздухом. И этого было достаточно, чтобы увидеть, как эти неуклюжие куклоподобные создания, по мере того, как серая шерсть вытекает наружу, увеличиваются и становятся уже не столь неуклюжими.

Мы наблюдали замерев, раскрыв рты; время от времени бурая поверхность огромных головок трескалась – словно разрывали пополам сухой лист – и головки понемногу оседали, медленно расползаясь по мере того, как лавоподобный поток вещества, которым они были заполнены, продолжал изливаться наружу, будто тяжелый вязкий туман. И точно так же, как неподвижные тучки в тихом небе незаметно меняют форму, эти кукольные создания на полу становились уже не куклами более. Вскоре они сделались величиной с грудного ребенка, а головки, где находилось вещество, из которого они сформировались, рассыпались на мелкие кусочки. Почти незаметный ткацкий процесс в белеющем волокне продолжался: теперь на лицах этих созданий появились намеки на глазные впадины, начали вырисовываться носы, прорезались рты, а на концах согнутых в локтях рук стали образовываться крохотные подобия кистей с неподвижными пальчиками.

Мы с Джеком посмотрели друг другу в глаза, не зная, что будет дальше.

– Заготовки, – приглушенным шепотом произнес Джек, – вот они откуда они растут!

Мы уже не в состоянии были наблюдать дальше. Мы поднялись на одеревеневшие от сидения ноги и, пошатываясь, вышли в подвал, ощупывая глазами все вокруг в поисках хоть чего-нибудь привычного, нормального. Нам попалась связка старых газет, и мы молча уставились на первую полосу «Сан-Франциско кроникл» в заголовки об убийствах, насилии и коррупции это были понятные, нормальные, родные вещи, которые так приятно было видеть. Мы закурили и принялись молча мерить шагами подвал, ожидая, пока наши запутанные, растерянные мысли придут в порядок. Наконец, мы снова повернулись к распахнутой дверце чулана.

Невероятный процесс почти завершился. От больших головок на полу остались только обрывки, почти что пыль. На их месте лежали четыре фигуры, каждая величиной со взрослого человека. Толстая пленка волокна, из которого они сформировались, слилась по краям в ровную поверхность, все еще грубую, как брезент; но она постепенно разглаживалась и белела. Четыре заготовки с гладкими невыразительными лицами лежали почти готовые к отделке. Их было по одной для каждого из нас: для меня, Джека, для Теодоры и Бекки.

– Их вес, – пробормотал Джек, пытаясь с помощью слов удержаться в границах здравого смысла. – Они поглощают влагу из воздуха. Человеческая плоть на восемьдесят процентов состоит из воды. Они ее поглощают, вот как это делается.

Я присел возле ближайшей фигуры, поднял неподвижную руку, молча посмотрел на гладкие круглые кончики пальцев без рисунка, и у меня в голове одновременно промелькнули две мысли.