Мэри-Элизабет Конселман - Ночной суд

Боб стоял в душной телефонной кабинке, ожидая вызова и мурлыкая какую-то мелодию. Он расстегнул воротник рубашки, ослабил галстук, а соломенную панаму лихо сдвинул на одно ухо. В трубке он слышал череду голосов телефонисток: «Гаривилль вызывает Оак-Грув три-два-девять-шесть…за счет вызываемого абонента…Оак-Грув. Какой номер?… Три-два…»

Наконец в этом хоре прорезался знакомый и любимый голос: «Да-да, я подтверждаю, что за мой счет.… Алло? Боб?»

Он машинально прижал трубку сильнее к уху, думая только о той, что была на другом конце провода, о светлых волосах, мягких прохладных губах и серых глазах, чей взгляд мог расплавить любое сердце.

— Марианн? Ну да, конечно, я.… Из тюрьмы? Да нет, солнышко, что ты, все закончилось. Я на свободе. Да-да, свободен, как птица! Судья сказал, что это было неизбежно. Ну, то, что я тебе и говорил, помнишь? — Боб прижимался к трубке, словно надеялся, что это может хоть как-то сократить расстояние в двадцать с чем-то миль, разделявшее их с Марианн. — Все дело было в отсрочке! А потом назначили нового судью — и что ты думаешь? Оказывается, он учился в школе вместе с отцом и дядей Гарри. Ну, а дальше… А?

Он нахмурился, слушая любимый голос, тот самый голос, который, как он надеялся, будет его поздравлять. Но поздравлений не было. Она говорила с ним — Боб невольно улыбнулся — почти так же, как его мама говорила с отцом, когда он лихо подруливал к дому после субботнего гольфа, пропустив на один стаканчик больше…

— Послушай! — фыркнул он. — Ты что не рада, что я отделался внушением? Я вообще-то мог получить 20 лет за непредумышленное убийство…

— Боб, милый, — в голосе его невесты сквозила грусть, к которой примешивалась тревога, — конечно, я рада. Я очень рада. Просто…просто ты как-то…не знаю, у тебя настолько самодовольный голос… и этот бедный негр…

— Самодовольный? — Боб даже отшатнулся от трубки, как будто это была змея, готовая его ужалить. — Милая, да как ты можешь, такое говорить! Слушай, я для его семьи сделал все что мог. Я выплатил закладную за его ферму. Я два месяца возил его детишек в больнице, как… — Боб погрустнел, испытывая искреннюю жалость к погибшему, — как он и сам бы делал, будь он живой… Марианн! Ты что, думаешь, мне его не жалко?

На том конце наступила тишина. Боб ясно видел свою невесту, как будто их не разделяли эти мили: она сидела в роскошной гостиной особняка Маршалов, ее волосы наверняка были собраны в эту дурацкую, но довольно привлекательную прическу «конский хвост» — этим летом она была в моде и все девочки и подростки, словно сговорившись, носили ее круглый год. Наверняка её глаза прикрыты, поскольку она сидит рядом с лампой.

— Алло? Марианн, скажи мне что-нибудь?

Едва слышный вздох прервал паузу.

— Боб, милый… ну что я тебе могу сказать. Ты такой легкомысленный! Нет, ты чуткий и заботливый, что ты — ты просто беспечный, безрассудный какой-то. Боб, ты должен забыть то, чему научился в Корее. Ты… ты ведь уже дома — ты же и за это сражался тоже, чтобы побыстрее попасть домой, правда? И за то, чтобы люди, что тебя окружают, могли жить спокойно. Жизнь — это не то, что можно перечеркнуть только ради того, чтобы сэкономить несколько минут…

— Так, послушай меня! — Боб скривился, уголки рта затвердели от плохо подавляемого гнева. — Я уже достаточно выслушал нотаций за последние пару месяцев: от отца, от шерифа, от дядюшки Гарри. Марианн, неужели ты думаешь, что молодой парень с тремя годами боев за плечами, едва не отморозивший себе руки и ноги, не знает, что такое жизнь и смерть? — Гнев внутри Боба закипал. — Марианн, в прошлом году я получил медаль — ровно за то, что убил 14 северокорейцев. За то, что расстрелял их из пулемета. Намеренно. И меня назвали героем и восхищались и аплодировали. А теперь — только потому, что я немного превысил скорость, и какой-то негр не успел перейти со своей тележкой через дорогу…

— Боб!

— …теперь я убийца! Я никакой не герой, а хладнокровный убийца, которому неведома ценность человеческой жизни, и мне плевать, сколько людей…

— Дорогой!!!

До него донесся приглушенный всхлип. Боб тут же оборвал свой монолог. От волнения он чуть прищурил свои слегка раскосые глаза — из-за них его в части прозвали «Гуком».

— Боб, дорогой, ты не понимаешь. Ты сейчас взволнован, в твоей голове беспорядок. Боб, ты слышишь меня? Если бы я смогла просто поговорить с тобой сегодня.… Сколько сейчас времени? Уже шесть? Я не знаю, успеешь ли ты приехать сюда сегодня…

Боб осклабился, его гнев пропал.

— Кто сказал, что я не смогу? — Его смех заполнил кабинку. — Солнышко, я примчусь стрелой.… Ой,…нет, я не это имел в виду. Нет, нет, я буду ехать не превышая, ни мили сверх 50. Честно-честно — вот те крест! Мы очень, очень о многом должны поговорить, дорогая. Дядюшка Гарри берет меня к себе в фирму. Я приступаю к работе уже на следующей неделе — кроме шуток. Слушай, и тот домик, который мы присматривали — ты знаешь, он продается! Первый взнос 900 долларов и…

— Боб… приезжай, пожалуйста, — слушая этот голос, нежный и печальный, Боб внутренне сжался от любви. — Только я тебя очень прошу — будь аккуратнее за рулем, веди осторожно. Обещай мне?

— Конечно, конечно. Тут всего-то двадцать миль.

Боб повесил трубку, хмыкнул и вышел на улицу. День переходил в сумерки, закат лениво наползал со стороны Голубых гор, вязкий южный закат, оседавший темными складками в лощинах. Легкой пружинящей походкой Боб подошел к стоянке аптеки, где был запаркован его кабриолет — между каким-то грузовичком и битком набитым седаном. Усаживаясь за руль, он услышал писклявый мальчишеский голос и шикающий баритон человека постарше:

— Смотри! Это Боб Траск! Тот самый, что задавил того старого негра на 4 июля…

— Дэнни, тише! Не кричи так, он может услышать…

— Бенни Олсен сказал, что это уже вторая его авария…

— Дэнни!

— …и третья машина, которую он разбил за это время. Знаешь, какой у него был родстер? Он врезался в грузовик и разбил…

— Тише, тише, Дэнни! Права-то у него все равно не отобрали. Если бы его дядюшка не был бы мировым судьей…

Боб нахмурился, его щеки запылали от гнева. Вот болтуны! Они всегда выдумывают свою версию того, что случилось. Как, например, с тем грузовиком. Кто просил его вылетать на шоссе, в тот момент, когда Боб пытался проскочить мимо! И после этого Боб еще и виноват ? А как объяснить то, что несколько недель спустя этот толстяк-водитель умер от перфоративного аппендицита? Иск о возмещении ущерба был отклонен, поскольку никто не мог доказать, что аппендицит наступил в результате столкновения.

Сдав назад, Боб выехал с парковки, развернулся и помчался из Гаривилля на юг, по 31-й автостраде в сторону Оак-Грув. Несчастные случаи… да с любым может случиться несчастный случай! Что, человеку всегда должно везти, что ли? Или он обязан быть телепатом и ясновидцем, с ходу читая мысли другого водителя?