Мелисса Круз - Голубая кровь

— Пока, Дилан, — отозвалась Шайлер.

Тогда, после того танца, они втроем — она сама, Блисс и Дилан — зашли перекусить в «Потрясающую пиццу Софии». Они поискали Оливера, но тот уже ушел. Возможно, он теперь никогда их не простит за то, что они что-то делали без него. Точнее говоря, он никогда не простит ее, Шайлер. Она достаточно хорошо знала Оливера, чтобы понять, что совершила самое настоящее предательство. Он ожидал, что подруга пойдет следом за ним, а она вместо этого отправилась танцевать с Джеком Форсом. Теперь Оливер накажет ее, лишив своей дружбы. Дружбы, которая была ей необходима, словно солнечный свет.

— Привет, Олли, — произнесла Шайлер.

Оливер не ответил. Он продолжал складывать книги в сумку, не глядя на девушку.

— Олли, ну будет тебе! — взмолилась Шайлер.

— Чего?

Оливер дернул плечом, как будто лишь сейчас заметил ее присутствие.

— Что значит — «чего»? Ты сам знаешь, — отозвалась Шайлер, сверкнув глазами.

В глубине души она пришла в ярость от его поведения. Ей что, нельзя ни с кем больше дружить? Что это тогда за дружба?

— Ты мне ни разу не позвонил за выходные. Мне казалось, мы собирались пойти в кино.

Оливер нахмурился.

— Что, правда? Что-то не припоминаю, чтобы мы о чем-то договаривались. Но знаешь, некоторым свойственно менять свои планы и не предупреждать об этом других.

— Что ты имеешь в виду?

Оливер пожал плечами.

— Ничего.

— Ты злишься на меня из-за Джека Форса? — сердито спросила Шайлер. — Это с твоей стороны просто свинство!

— Он что, вправду тебе нравится? — поинтересовался Оливер. — Этот качок недоделанный.

— Ничего он и не недоделанный! — возмутилась Шайлер.

И сама удивилась тому, какие сильные чувства вдруг стал внушать ей Джек Форс.

Оливер помрачнел. Он нетерпеливым жестом откинул челку со лба.

— Ладно. Раз тебе так кажется, стручок…

«Вторжение похитителей тел» был одним из их любимых фильмов. В нем инопланетяне, вылезающие из стручков, подменили всех интересных людей. Шайлер с Оливером стали называть стручками ровесников, действующих как автоматы. Сумки «Марк Джейкобс»! Японское распрямление волос! Джек Форс!

Шайлер, сама не зная почему, почувствовала себя виноватой. Неужели это и вправду так дурно с ее стороны — считать Джека Форса хорошим?

Ну да, он был самым популярным парнем школы — да, она вынуждена это признать, — и да, она привыкла кривиться при виде многочисленных его поклонниц, считающих, что он ходит по морю, аки посуху. Если тебе нравится Джек Форс — это так предсказуемо! Он умный, красивый и хорошо сложен. Ему все удается легко, играючи. Но если она решила перестать относиться к нему с отвращением, это еще не значит, что она превратилась в безмозглого робота. Правда же? Шайлер не могла понять, права ли она, и это ее беспокоило.

— Ты просто завидуешь! — обвиняющим тоном бросила она.

Глаза Оливера расширились. Он побледнел.

— Чему?

— Не знаю, но завидуешь.

Шайлер в бессильном возмущении пожала плечами. Что, все всегда упирается в ревность? Ей подумалось, что где-то в глубине души Оливеру хотелось быть больше похожим на Джека. Хотелось, чтобы им восхищались. Как Джеком.

— Да-да, конечно, — язвительно отозвался Оливер. — Я завидую его умению гоняться с палкой за мячом.

— Олли, ну не надо так. Пожалуйста! Я правда очень хочу поговорить с тобой, но мне нужно срочно идти на собрание Комитета, и я…

— Ты входишь в Комитет? — переспросил Оливер, словно не веря своим ушам. — Ты?!

У него был такой вид, словно он в жизни не слыхал ничего более нелепого.

Это что, настолько странно? Шайлер покраснела. Может, сама она и никто, но ее семья всегда занимала известное положение, так чему тут удивляться?

Но как бы Шайлер ни было неприятно это признавать, Оливер был прав. Она сама не понимала, отчего вдруг ей оказали такую честь, хотя, когда она получила этот толстый белый конверт, Корделия снова оделила ее тем оценивающим взглядом, как в тот раз, когда у нее впервые проявились метки на руках. Как будто она впервые увидела собственную внучку. Как будто она ею гордилась.

Шайлер не рассказала об этом Оливеру, поскольку было очевидно, что он приглашения не получал, он никогда не стал бы скрывать от нее таких вещей. Ей вдруг показалось очень странным, что в Комитет не пригласили Оливера, ведь его семейству принадлежала половина Верхнего Ист-Сайда и все графство Датчес.

— Угу. Правда обхохочешься? — сказала она.

Лицо Оливера окаменело. Он снова помрачнел и покачал головой.

— И ты мне не сказала? — с трудом выговорил он. — Я теперь прямо уже и не знаю, как тебя и называть.

Он зашагал прочь по коридору, а Шайлер осталась стоять, глядя ему вслед. И каждый шаг Оливера словно символизировал ту пропасть, что разделяла их теперь. Он был ее лучшим другом. Человеком, которому она доверяла, как никому более. Как он мог отказаться от нее из-за каких-то дурацких общественных предрассудков? Но Шайлер знала, почему он сердится. До сих пор они все делали вместе. А теперь ее пригласили в Комитет, а его — нет. Их пути внезапно разошлись. До чего же все глупо! Она сходит на заседание, потому что бабушке того хочется, а потом бросит Комитет. На кой он вообще ей сдался? Он ей совсем не интересен!

До чего же забавно смотреть, как другие пугаются вида свежей крови! Мими вспомнилось, как в прошлом году они сидели в этой самой комнате и думали, что пора начинать планировать ежегодный бал Четырех сотен. Тема, оформление, кого приглашать и чем завершить. Конечно, Джек знал: что-то происходит. От ее брата ничто не ускользало, судя по всему, такие, как они с Джеком, куда лучше были осведомлены о происходящем, чем прочие.

У Мими тоже случались ретроспекции — воспоминания, обрушивающиеся на нее без предупреждения. Например, как в тот раз, когда она отправилась на остров Мартас-Винъярд, но вместо того, чтобы оказаться у ресторана «Черный пес», очутилась в каком-то фермерском доме, и на ней было ужасное полосатое бумазейное платье, хотите верьте, хотите не верьте. Или как в тот раз, когда она сдавала зачет по французскому, к которому совершенно не готовилась, и получила высшую оценку, потому что внезапно бегло заговорила по-французски.

При этом воспоминании Мими улыбнулась и посмотрела на входящих в комнату членов Старшего комитета, в том числе и на свою мать. Каблуки туфель от Маноло Бланика негромко цокали по полу из розового мрамора. Было тихо. Женщины с безукоризненными прическами — прямо из салона — кивнули друг другу и весело помахали рукой своим детям.

Зал Джефферсона в бывшем особняке Флудов, названный в честь третьего президента США, и выдержан был в стиле Монтичелло. [10] Собственное поместье президента США Томаса Джефферсона, спроектированное им самим. (Прим. перев.). Здесь были высокие сводчатые потолки, словно в соборе, на стенах висело несколько портретов кисти Гейнсборо. Посреди зала за большим круглым столом сидели новые члены Комитета, испытывавшие, судя по их виду, попеременно то скуку, то страх. Мими узнала не всех, некоторые были из других школ. Ну и уродливая же форма в «Найтин-гейле»! Прочие члены Младшего комитета сидели за партами либо стояли, прислонившись к подоконникам или скрестив руки на груди, и молча наблюдали за происходящим. Мими сразу заметила, что Джек соблаговолил удостоить их своим присутствием.