Таня Хафф - Дым и зеркала

— Почему мы слышим и их, и Карла? — Тони обвел жестом холл, по-прежнему темный и забитый его перешептывающимися коллегами. — Проигрыш еще даже не начался.

— Я же сказал, он сильный.

— Но запертый?

— Наверно. Если двери закрыты. Мы возвращаемся в ванну, это наше место. Там мы в безопасности. — Последнее предложение повисло в опустевшем воздухе.

— Тони? Эй! — Эми схватила его за руку и рывком повернула к себе. — Не хочешь поделиться с живыми?

Он поделился.

Эми побледнела:

— О нет, я оставила двери бального зала открытыми.

— Ты уверена?

Она была уверена.

— И хоть кого-нибудь это удивляет? — рявкнул Мэйсон.

Как оказалось, никого.

— Я хочу пойти потанцевать, — заныла Брианна.

— Тони…

И в саундтреке его жизни заиграла мелодия из «Могучего мышонка».

— Понял.

Тони уже почти добрался до края света, отбрасываемого фонарем, когда понял, что на него кричат из-за того, что он разбил круг, и что он не взял с собой фонарь. Он приподнял левую ногу и собрался повернуться. Проигрыш начался до того, как он ее опустил.

Музыка внезапно стала куда громче. И показалась ему смутно знакомой. Люди разговаривали и смеялись, позвякивание стекла позволяло предположить, что какая-то дорогая выпивка текла рукой. Наверно, шампанское. Люди, живущие в подобных домах, не открывали для друзей упаковку пива. Он смутно слышал ритмичное постукивание туфлей по деревянному полу. Шагнуть. Шагнуть. Скользнуть.

Не было смысла возвращаться за фонарем, поэтому он вышел из холла.

Оказалось, звуки были приглушенными, потому что двери бального зала были закрыты.

Он нахмурился — Эми была уверена, что оставила их открытыми.

Ладно, они были открыты в его времени, но не в проигрыше. И толку от этого было мало. Чтобы защита Грэхема подействовала, их надо было закрыть в его времени. А вот он там не находился.

Отлично.

Мелодия спотыкнулась. Это была живая музыка, а не запись.

Кто-то в бальном зале заколотил в дверь.

Которая оказалась не только запертой, но и закрытой на засов. С этой стороны.

Он потянулся к засову, но не смог его отодвинуть.

Музыка прекратилась.

Приглушенный глухой стук. Что-то мягкое многократно ударялось об пол.

Тела?

Думаешь?

Он слышал кашель, задыхающиеся звуки, что-то похожее на слабые удары. И он чуял…

Лампы в холле были электрическими и казались новыми. Провода были протянуты по стене вдоль лепнины. Генри нашел ему квартиру в Торонто с такими же проводами — из-за того, что изначально в здании было газовое освещение. Судя по всему, в этом доме тоже. Если электрические лампы были новыми, то газопровод, наверно, остался на месте.

Угадайте с трех попыток, что убивает людей в бальном зале. Первые две не считаются.

Кто-то открыл газовые рожки. Поскольку все виновные в трагедиях обычно присутствовали при смертях, Тони был готов поспорить, что этот кто-то запер на засов эти двери и вернулся в бальный зал через дверь для прислуги, заперев ее за собой на ключ. Хотя едва ли это имело значение.

Бальный зал, полный мертвых людей. Неудивительно, что он был таким мощным.

А в его времени двери оставались открытыми.

Музыка снова началась, хотя едва ли она опять была живой. Другие проигрыши останавливались с наступлениями смерти. Эта продолжалась.

Оно пошло заново или мертвые начали танцевать? Учитывая все произошедшее за ночь, он скорее готов был поверить во второе.

Тони стоял перед дверьми как в свое время, так и в проигрыше — он установил, что перемещение не зависит от времени, еще в теплице. И это было хорошо, потому что сейчас нельзя было сомневаться. Закрыв глаза, чтобы не отвлекаться, он представил открытые двери, поднял руку, произнес семь слов и потянулся.

Двери уже закрыты, настаивала его память.

Да, но если бы это было просто, то все бы уже этим занимались.

Тони снова услышал, как люди смеются и разговаривают, но ему не показалось, что им весело. Хотя он не мог разобрать слов, но в голосах звучали пронзительные нотки, как если провести по классной доске ногтями, в смехе звучало отчаяние. Теперь было уже не шагнуть, шагнуть, скользнуть, а шаркнуть, шаркнуть, проволочить ноги.

Он шагнул вперед.

Что-то задело его бедро.

Что-то из его времени, потому что ничто в проигрыше не могло к нему прикоснуться.

О черт!

Рука. Слова. Потянуться!

Он открыл глаза как раз, когда захлопнулись двери. Как раз, чтобы увидеть, как бледная, серая как у трупа рука отдергивается от фартука Брианны. Почти знакомый символ засветился золотом на дереве.

Младшая дочь ЧБ повернулась и уставилась на него, слегка прищуриваясь из-за света фонаря за его спиной.

— Я хотела потанцевать! — взвизгнула она и пнула его в голень.

— Брианна! — Зев проскочил мимо него. — Все хорошо?

— Я хотела потанцевать, а он закрыл дверь!

— Тони не мог закрыть дверь, он был слишком далеко. — Зев ухватил ее за запястье и отвел руку от латунной дверной ручки. — И тебе там не понравилось, там… — Он покосился на Тони. — Много мертвых людей?

Тони кивнул.

— Я хочу посмотреть на мертвых людей!

— Нет, не хочешь.

— Хочу!

— Том…

— Том скучный, он лежит, и все! — Она скрестила руки. — Я хочу посмотреть на противного мертвого ребенка или я хочу пойти туда и потанцевать с мертвыми людьми!

— Давай, мы…

— Нет!

— Сыриха! — Даже странной акустике этого дома не удалось приглушить голос Эшли. — Немедленно тащи свою тощую задницу обратно, или я расскажу маме, что ты повесила в Интернет ее фотки в нижнем белье!

— Неправда!

— И что?

Брианна выдернула руку из хватки Зева и бросилась мимо Тони обратно в холл. Тьма между двумя фонарями казалась ей менее важной, чем месть систре.

— Я тебе язык вырву, Эш!

— Они очень милые дети, — пробормотал Зев, проходя мимо него.

— Конечно. — Тони обернулся и увидел Ли, стоящего за ним с фонарем. — Зев думает, что они милые дети, — сказал он, не найдя ничего лучше.

— Это потому что Зев любит детей. И Зев никогда не брал стойку, которую они сломали, не прилипал потом к ней, благодаря тому, что кто-то вылил на нее полтора тюбика клея, и не видел потом свою фотографию в газетах, на которой он размахивает полутораметровым крестом в отделении неотложной хирургии.

— А фотка была хорошая.

— Это не особо утешает. — Ли посмотрел мимо Тони на двери бального зала. — Я все еще слышу музыку.

— Да, я тоже. — Хотя она была тихой и отдаленной. Размытой. — Нам надо возвращаться.

Он так и не понял, что короткая тишина последовала после его предложения.

— Точно. — Ли развернулся, когда Тони поравнялся с ним, и пошел рядом. — Тони, как ты думаешь, почему я слышу ребенка?

Он спросил так, будто у него было предположение. Будто он знал и хотел, чтобы Тони подтвердил его подозрения. Неужели он начал вспоминать тени?