Таня Хафф - Дым и зеркала

Каулфилд казался несколько растерянным.

— Ну да, но…

— И я думаю, что если ты хочешь, чтобы я присоединился к тебе, то представь, что я ничего не знаю, и обрисуй ситуацию вкратце.

Лицо на стене не могло вздыхать, а вот Ли мог.

— Ты хотя бы читал журнал?

Тони почувствовал, как заполыхали его уши. Вода плеснулась на ноги, когда он неловко переступил с ноги на ногу.

— Моя подруга его читает.

— Подруга?

— Я до него еще дойду. У меня просто не было времени.

— Я оставил его тебе.

— Это ты так говоришь. — Нападение — лучшая защита. — Мне как-то сложно в это поверить, учитывая, что ты сунул его за зеркало почти сто лет назад.

— Ладно. — Ли и отражение Каулфилда в маленьком зеркальце фыркнули — хотя звук донесся только от Ли. — Я оставил его для кого-нибудь вроде тебя. И вроде меня.

— Я не такой, как ты!

— Ты думал, ты первый?

— Что первый?

— Наследник древней силы.

И занавес упал.

— Значит, ты волшебник?

Ли выпрямился в полный рост; его движение подчеркнулось всплеском черт лица, выступающих на стене.

— Подобная безвкусица не для меня!

— Но ты сказал…

— Ничего подобного.

Быстрый взгляд в зеркало подтвердил, что отражение Каулфилда было таким же оскорбленным, как и Ли. Тони, которому за последние несколько часов пришлось как следует вжиться в роль волшебника, попытался не оскорбиться.

— Как скажешь. Сглючил. — Но у него не особенно получилось.

— Что-что?

— Забудь. — Его левая рука ныла. Тяжелая лампа оттягивала пальцы от ладони, и, в свою очередь, кисть от плеча. Наверно, это было полезно в обоих случаях, но боль порядком отвлекала. К сожалению, если он хотел продолжать наблюдение за тем, во что превратился Каулфилд, он не мог перебросить лампу в другую руку. Потому что едва ли его левая рука смогла бы манипулировать такой маленькой вещью, как пудреница Мэйсона. — Но если ты не волшебник, тогда кто?

— Мы — Арагот!

Тони проглотил невольный мысленный ответ на напыщенное провозглашение: «Парень, это больше похоже на второсортную группу, играющую альтернативный рок». Но он не смог удержаться от невольного смешка прежде, чем вспомнил, какие у этого могут быть последствия. И кто от них пострадает.

Ли рухнул на колени в воду, скривив лицо от боли и открыв рот в беззвучном крике.

— Извини! — Тони рванулся вперед и, когда скопление сил, заключенных в стене, ринулось к нему, понял, что прикоснуться к тьме будет довольно рискованно. После всего одного шага, сделанного от колонны, он резко затормозил. Содрогающийся Ли остался на коленях. В зеркале лицо Каулфилда пропало в угрожающе вздымающейся тьме. — Черт, я же извинился! Оставь его в покое!

— Не смей насмехаться надо мной!

Но хотя бы Каулфилду придется облегчить наказание, если он хотел продолжать пользоваться голосом Ли. Облегчить. Не прекратить. Просто невероятно, сколько могло вынести человеческое тело и при этом продолжить говорить.

— Я не насмехался! — В панике Тони пытался сообразить, чем можно дотянуться до Ли, но при этом не позволить поглотить себя. — Я просто устал! — Рядом с ним была только каменная колонна. А на колонне был только гвоздь, вбитый на уровне его головы.

«Точно».

Повернувшись, он забросил проволочную ручку лампы на гвоздь, развернулся обратно и призвал Ли.

Левой рукой. Все нервные окончания прожгло огнем, когда он растопырил пальцы. Тони едва удержался от крика.

К счастью, расстояние было не очень большим. К счастью — потому что, хотя весового предела и не существовало, но чем тяжелее был предмет, тем больше сил на него уходило. А Тони уже был на пределе. И еще к счастью — потому что Ли был не восьмилетней девочкой, и чем меньше времени у него было разогнаться перед столкновением, тем лучше. Тони плюхнулся в воду, втягивая в себя воздух, когда Ли врезался в ожог на его груди. Тони обхватил его левой рукой, придерживая, пока они падали.

Так близко, что он слышал, как сердце Ли колотилось о ребра.

Так близко, что он чуял сладковато-металлический запах крови, капающей из носа Лм.

Вот что чувствовал Генри, так близко ощущая чужую жизнь?

Так отчаянно пытаясь ее защитить.

Он выронил зеркало, но ухитрился удержать их головы над водой. От холода все онемело, хотя при данных обстоятельствах это было не так и плохо. Наконец Тони скрестил ноги и устроил Ли у себя на коленях. А потом рявкнул:

— Если ты его убьешь, то можешь забыть о своем преимуществе.

Ли замер. И не в самом лучшем смысле.

— Если ты его убьешь, я тебя уничтожу, — продолжил Тони. — Мне плевать, кем еще ты попробуешь от меня закрыться. Мне плевать, если я погибну. Я разберу этот дом по кирпичику и сотру тебя с лица земли.

Судорога. Потом Ли опустил голову на плечо Тони. Зеленые глаза сфокусировались на его лице.

— Ты говоришь серьезно.

— Да. — И он имел это в виду. В этот момент он бы плюнул на весь мир, лишь бы Ли остался цел. Рациональная часть его мозга поинтересовалась, как Ли будет жить без мира.

«Заткнись».

— Тогда мы, возможно, сможем прийти к договоренности. — И со второй судорогой все след боли исчезли с лица Ли. — Отпусти меня.

Продолжать его удерживать больше не было смысла, хотя Тони не сразу смог убедить в этом свою руку. Хотя кто знал, возможно, ею было просто больно шевелить. Высвободившийся Ли наклонился вперед и набрал пригоршню воды, смывая красные подтеки со рта и подбородка.

— Я бы предпочел оставить кровь. — Тони поймал равновесие, когда Ли сдвинулся с его колен. — Бог знает, кто использовал это место как туалет. — Состояние его мочевого пузыря определенно наводило на такие мысли.

Ничего странного, что Ли — а точнее Каулфилд, — проигнорировал его замечание. Он-то наверняка знал, что плавало в этой воде, и ему было все равно. Это было не его тело. И этот урод взял его напрокат без разрешения.

Тони убрал ноги, когда Ли поднялся. Когда Каулфилд передвинул тело Ли обратно к стене, он попытался найти на полу зеркало.

— Ты так и собираешься там сидеть?

Он нащупал металл и стекло.

— Просто хочу перевести дыхание.

— Ты слабеешь.

— Ничего, мне хватит сил, чтобы надрать тебе задницу, — пробурчал он, отползая обратно к колонне, и, цепляясь за нее, поднялся на ноги. — Так какое соглашение ты предлагаешь? Ну, присоединиться к тебе и все такое.

— Это просто. Ты присоединяешься ко мне, и я отпускаю твоих коллег и объект твоего неестественного желания.

— У него есть имя.

— И что?

Ну да. В принципе, ничего.

— Я присоединюсь к тебе в этой стене? — Целую вечность там перекатываться. Ну как тут устоять.

— Когда ты станешь частью нас, я буду свободен.

— Ты это уже говорил. В смысле, свободен?