Таня Хафф - Дым и зеркала

— Свет.

— Ага.

Во всех проигрышах было кое-что общее — свет. Когда это происходило, он думал, что это просто контраст между маленьким кругом света от лампы, свечей, или монитора и между газовыми или электрическими лампами из прошлого. В его защиту, в то время приходилось беспокоиться о других вещах. Но этот свет был такой же, как в проигрышах. Ричард не участвовал в них, но в его комнате был тот же свет.

Еще раз вытерев нос, Ричард заковылял вперед. Тони двинулся вместе с ним, стискивая зубы и стараясь не закричать, когда приходилось отвести руку от тела. Когда он повернулся, свет распространился, пока не заполнил все — и остался только силуэт Ричарда.

Это напоминало самый примитивный спецэффект в мире. Не хватало только хора женщин их Чехословакии, которые гармонично выли в каждом саундтреке за последние двадцать лет.

Полная версия «Ночи и дня» не производила такого эффекта.

Тони видел только Ричарда, но чувствовал, как мимо него прошла целая толпа. Когда они задевали его левую руку, все сильнее и сильнее хотелось грохнуться на колени и заорать. Только Ричард удерживал его на месте.

Наверно, звучали голоса, и кто-то к нему прикасался, но он уже не мог отвлечься от руки.

Отвлечься.

Да, теперь отвлечься — это значило испытать испепеляющую агонию, от которой чуть не кипела кровь. Ему хотелось выдернуть руку, но он не мог. После стольких лет одному в этой комнате Ричард должен был сам сделать свой выбор.

Края света начали сходиться. Мягкий рывок.

— Со мной?

— Я не могу. — Рывок посильнее, который по логике должен был оказаться болезненнее. — Все в порядке. Ты не будешь один. Ты теперь никогда не будешь один, только если не захочешь. Но ты должен пойти на свет.

— Рифед Кафид.

Тони ухитрился улыбнуться.

— Я запомню.

Оркестр перестал играть. Свет превратился в ослепительный шар, который на секунду замер, когда Ричард прикоснулся к ладони Тони.

А потом все пропало.

— Вы видите?

— Что видим? — спросил ЧБ, когда оба полицейских подошли к ним.

— Ну, ээ… — Элсон взмахнул рукой и остановился, прекрасно сознавая, что никто — ни троица, к которой они подошли, ни еще три человека, вышедшие из одного из фургонов, ни его напарница, ни, черт, он сам, — не отрывал взгляда от ослепительного белого света, исходящего из дома. — Вот это.

— Да, констебль. Мы видим.

— Ага. Хорошо. И что это?

— В принципе я бы сказал, что это шокирующее отсутствие оригинальности.

Что-то зашумело.

Что-то сверкнуло.

И свет зажегся.

Они стояли в главной ванной. Свет над раковиной горел.

— Какого черта здесь произошло? — беспокойно спросил Зев. — Вы в порядке?

Тони покосился на пожавшую плечами Брианну.

— Да, в порядке. — А потом с удивлением добавил. — Правда. — Его левая рука больше не болела. Символ так и остался на ладони, врезавшийся в кожу как шрам, но все работало. Мускулы, связки, кости, суставы, эти тонкие штуки, которые все соединяли… жилы. Все. Никакой боли. От ее отсутствия в голове сразу просветлело.

Просветлело.

Свет.

Наверно, все дело было в свете. Или это было какое-то дикое совпадение, но Тони предпочел думать, что он отправил Кэсси, Стивена, Ричарда, Тома, Хартли и, черт с ней, даже Бренду в место, где происходят хорошие вещи.

Они слышали крики, доносящиеся снизу.

— Нам надо идти к остальным. — Зев взмахнул лампой. Брианна взяла его за другую руку и повела к выходу.

Когда Зев включил свет в коридоре, Тони замер.

Он слышал…

— Вы идите, я вас сейчас догоню.

— Не думаю…

А потом они все услышали крик:

— Эшли! Брианна!

— Папа!

Зев покачал головой, когда Брианна вырвала руку и побежала к лестнице.

— Я пойду с ней. Надо, чтобы он знал, что мы не давали ей бегать тут одной.

— Иди. Со мной ничего не случится. — Тони видел, что тот не совсем ему поверил — а вернее совсем не поверил, — но решил не высказываться. Он дождался, пока Зев не спустился по лестнице, потом развернулся и пошел в другую сторону.

Остановился у двери в ванной, включил свет, заглянул внутрь. Белые стены. Затир на полу, там, где стояла камера. Звук доносился не отсюда. Тони оставил свет включенным.

Уже у двери на заднюю лестницу он вспомнил, что это за звук.

Скрип-скрип. Скрип-скрип.

Когда он открыл дверь, Люси Льюис сидела на нижней ступеньке пролета, ведущего на третий этаж. Петля по-прежнему оставалась на ее шее. Конец веревки, которую он обрубил невидимым топором, болтался у нагрудника ее фартука.

Тони нахмурился. Секунду подумал.

— Ты умерла до Ричарда.

Она кивнула, играясь концом веревки.

Уровень света был не одинаковым во всех проигрышах. На задней лестнице он был тусклее.

— Ты столкнула того парня не потому, что тебя контролировало это существо, да?

— Нет. — Теперь, когда на горло ничего не давило, ее голос был разборчивее. Больше смахивал на мотор старого грузовика, чем на работающую бетономешалку. — Он сказал, что любит меня, а потом познакомился с одной девицей из города…

Самая старая сказка.

— Это ты подсказала существу связку убийство-самоубийство. Двое покойников по цене одного.

Она пожала плечами.

Тони посмотрел вниз, где был только кухонный пол. И черный кот.

— Значит, его больше нет?

Кивок и одергивание, которое напомнило ему Стивена. Их не было всего десять минут, а он уже по ним скучал. Стивен и Кэсси отправились к свету вместе с остальными, в этом он не сомневался. Они не были виноваты в том, что сделали в последний день своих жизней. И даже если были, они за это уже расплатились. Тони спросил, но Люси пожала плечами:

— Это не моя история.

Да, это ему сильно помогло.

— Ладно. Значит, твоя история все еще… продолжается? Почему?

Она сжала болтающуюся веревку.

— Мне надо расплатиться.

— Ты спасла мою задницу. Едва ли бы я добрался до подвала, если бы ты не отвела боль. А если бы я не добрался до подвала, мы бы все еще сидели здесь. Как по мне, это достаточная расплата.

— Тебя мне мало.

— Вот никто никогда не потешит самолюбие.

— Что?

— Неважно. Думаешь, бог…

— Не бог. Дело во мне. Я должна расплатиться.

А, это было другое дело.

Она махнула в его сторону обрубленной веревкой.

— Это мне поможет. Спасибо. Я смогу сделать гораздо больше, когда не болтаюсь тут.

Она шутила? Тони не знал, Люси казалась совершенно серьезной.

— Но если веревка обрублена, почему я до сих пор слышу скрип?

— Дом помнит.

Прежде чем он смог определиться, паниковать ли ему или еще рано, ступеньки опустели.

— Ну, может, еще увидимся?

— Ты знаешь, где меня найти.

Это справедливо.

Прошедшая ночь наконец наверстала свое, когда он начал спускаться вниз. Когда Тони, пошатываясь, прошел мимо кота, все, что сегодня свалилось ему на плечи, начало там подпрыгивать, пытаясь заставить его рухнуть на колени. Он ухватился за край кухонного стола. Услышал крики. Возможно, услышал свое имя. Уши начинали его подводить. Или они как-то отсоединились от его мозга. Снаружи, кажется, раздавались какие-то пронзительные завывания. Он добрался до задней двери. Та была открыта сантиметров на десять — в дом вела связка проводов.