Виктор Куликов - Первый из первых или Дорога с Лысой горы

Такого высокопоставленного римлянина нелегкая никогда не заносила в Гинзу. И вот занесла. И жители ее по идее, должны были бы беспрекословно выполнять любое его повеление, любое желание. Прекословить легату? Не отдавать ему человека, которого он решил увезти в Ершалаим? Да это же бунт… Если бы Станий-младший по-настоящему думал забрать с собой Анну, он бы забрал ее.

Ну что такое для десяти отборных, лучших легионеров какая-то горстка крестьян? Эти солдаты бывали и не в таких переделках. Вспомнить хотя бы стычку с разбойниками два года назад в день радости Торы. Эта же самая десятка, что примчалась со Станием в Гинзу, с ним была и тогда, на пути из Ямнии в Ершалаим где под вечер на них и напали разбойники. Двадцать шесть нападавших сразили солдаты, остальные, примерно столько же, разбежались, как тараканы, воспользовавшись темнотой, упавшей на землю в считан ные секунды. А ведь разбойники, отважившиеся напасть на римских легионеров, это вам не крестьяне, не жители Гинзы, представления не имеющие о настоящем оружье.

Но какая-то сила не позволила Станию-младшему отдать солдатам приказ силою вырвать Анну, толпу разогнав.

Лопнувшая пружинка в его железном сердце болталась и причиняла боль. Непривычную, страшную, неодолимую. И боль эта мешала Станию быть самим собой. Он знал, что после того, как солдаты вырвут Анну из-под защиты односельчан, с десяток из них предварительно разрубив пополам, ему не останется ничего, но выполнить обещанное и отдать Анну солдатам. А затем, в Ершалаиме, — рабам.

Но Станий этого не хотел, И уж если Анну не забили камнями, то лучше ее не забирать…

Будто не замечая толпы, будто не слыша вопросов Бааса и Трифона, Станий-младший обратился к Вар-Раввану:

— Посмотри на меня, оборвыш!.. Почему мне лицо твое кажется очень знакомым? Как тебя звать? И откуда ты?

Назаретянин повернулся к легату:

— Мое имя Вар-Равван. А родом я из Назарета.

— Вар-Равван? Вар-Равван… — напрягая память, наморщился Станий. — А ты не был разбойником? Не тебя ли на пасху, года четыре назад, помиловали Синедрион и прокуратор?

Бродячий философ мотнул головой:

— Мало ли в Иудее и всей Палестине Вар-равванов? А в разбойниках я никогда не ходил. В этом досточтимый легат ошибается!

— Ошибаться мне не положено! — воскликнул разгневанный Станий. Гневался он в первую очередь на себя, но не признаваться же в этом?

И еще… К оборвышу, к этому Вар-Раввану Станий испытывал ненависть. Это ведь он, оборвыш, спас Анну. Оборвыш, а не он, Станий!

Приказав жестом легионерам отойти от толпы, вернуться к стене, у которой, очухавшись, сидели, пытаясь понять происходящее, Зия-двужильная и Минарефф, Станий сказал:

— Если я помню твое лицо, Вар-Равван, значит был повод его мне запомнить. В этом я не сомневаюсь…

— Досточтимому легату не положено и сомневаться? — усмехнулся Вар-Равван.

Станий ответил усмешкой, но издевательской:

— Не положено… Ну а что же могло заставить меня запомнить лицо какого-то бродяги? Обычно с бродягами у меня разговор короткий… — он задумался ненадолго… — Или ты как-то особенно отличился и сумел избежать последнего разговора со мной, или… раньше был совсем не бродягой. Так?

— Да, я не всегда странствовал по Иудее, — согласился Вар-Равван. — Я сначала родился и вырос, был пастухом, был учеником плотника, жил рыбной ловлей. Только потом я отправился странствовать, когда мне показалось, что мне есть что сказать людям.

Легат покачал отрицательно поднятым пальцем:

— Лжешь! Я не верю тебе! И до выяснения точ но, кто ты такой, приказываю арестовать тебя. Солдаты-ы-ы! Взять его!

На сей раз толпа в нерешительности замялась. И Вар-Равван постарался опередить ее:

— Жители Гинзы! Не мешайте им! Я ни в чем не повинен. И легат разберется.

Подскочившие легионеры вздумали ухватить Вар-Раввана за руки, но он сказал, что пойдет и сам, поэтому заламывать руки ему не стали.

Уже заворачивая за угол, Вар-Равван вдруг повернулся:

— Анна! Ты покаялась перед всеми. Ты покаялась перед Богом, перед собою, перед людьми. Ты согласна была умереть за свой грех. И я говорю тебе: ты — чиста! И никто не имеет права теперь укорить тебя прошлым. Ты — чиста…

— Ах вот оно что… — жутким взглядом убийцы посмотрел на Вар-Раввана Станий. — Ты строишь из себ мессию? Именем Бога ты прощаешь грехи и наставляеш падших? Хорошо, хорошо! Посмотрим… Много я виде мессий. Ни один из них на этом свете не задержался.

Широкоплечий солдат подтолкнул Вар-Раввана в спину, и процессия, замыкаемая легатом, скрылась за углом и направилась к дому Бен-Халима.

Молча глядя ей в след, толпа на площади некоторое время стояла, как завороженная.

Первыми опомнились ученики Вар-Раввана и Андрей. И торопливо пошли к дому Бен-Халима. Но сам Бен-Халим остался на площади. Быть рядом с римлянами, которые увели Вар-Раввана, ему не хотелось.

Сердобольные женщины подошли к Зие-двужильной и Минареффу. Здесь же оказался Баас. Ну а Трифон с Ионатаном, пряча глаза, помогали подняться Анне…

Двор Бен-Халима был просторен и засажен гранатовыми, фиговыми деревьями, пышными кустами руты. Окруженный забором выше, чем остальные дворы, он сохранял прохладу и в самый жаркий день. Здесь, во дворе, солдаты связали Вар-Раввану спереди руки и привязали веревкой к старому, низкому гранатовому дереву.

— Я разберусь с тобой завтра, в Ершалаиме, — пообещал Вар-Раввану легат. — Там я вспомню, где тебя видел. Ты сам мне это расскажешь! Но не обещаю, что даже очень хорошая память тебе поможет…

Душная ночь утопила Гинзу в непроглядной, могильной тьме. Непонятно откуда приползшие тучи съели звезды и робкий месяц.

Станий-младший оставил на страже двух солдат: у входа в дом и у калитки.

И возвращаясь, чтобы лечь спать в большой комнате, где жена Бен-Халима ему уже постелила, Станий-младший остановился у дерева, прислонившись к которому сидел Вар-Равван.

— Ну что приуныл, мессия? — тихо, серьезно спросил легат. — Ты не жалеешь еще, что встретился мне на пути? Ты не раскаялся, что вступился за… Анну?

— Раскаиваешься ты, легат! — назаретянин смотрел на Стания-младшего грустным, уставшим взглядом. — Ты ведь прекрасно знаешь, кто из нас прав. Только не ты!.. И тебе не исправить этого, даже убив меня… Я одержал верх, что бы ты ни говорил…

Станий-младший махнул рукою:

— Хватит. Послушаем завтра вечером, как запоешь ты… Тяжелой походкой легат направился к дому. И не заметил, как в дальнем конце двора, за деревьями, у стены, бесшумно мелькнула тень.

Вскоре в доме затихли. Назубоскалились и захрапели солдаты в пристройке, устроившись на соломе. Задремали легионеры, поставленные на страже у калитки, у входа в дом. Беспокойное забытье одолевало и Вар-Рав-вана.