Виктор Куликов - Первый из первых или Дорога с Лысой горы

— Ты зря обрадовалась! Ни эта старая карга, ни лодыри-матросы, ни милиция тебе здесь не помогут. Тебе отсюда уже не убежать. Да и куда ты побежишь без Вар-Раввана?.. Я дверь открою, и ты пойдешь в банкет ный зал… Ты поняла? Пойдешь! Но только для того, чтоб не было скандала. Финальную сцену нашего спектакля, порядком затянувшегося, я бы хотел сыграть красиво.

Он повернулся к двери:

— Ах, как нам стыдно! — он дверь открыл. — Да здесь же не заперто… Входите, входите! Анна Павловна готова с вами пойти куда угодно… А мы с ней, кстати, беседовали здесь о будущих ролях. Вам ясно? О будущих ролях! — он глянул на Кольц-Шацкую так злобнообещающе, что та как подавилась собственными мыслями. И пролепетала:

— Да, да, конечно… О будущих ролях. И я про то же…

А Станиев, не глядя, руку протянул назад:

— Анна Павловна, позвольте мне проводить вас. Вы не против?

Анечка взяла протянутую руку. Пальцы Станиева были как изо льда.

Они поднялись в банкетный зал, находившийся на верхней палубе, и половина стен которого была стеклянной.

Их прихода и в самом деле ждала толпа ехидных журналистов. Меж ними можно было увидеть и актеров, кинокритиков, функционеров братства с кривыми рожами, ну и, конечно, несколько китов из океана финансовых афер.

При появлении Анечки весь люд поднялся, зааплодировал, раздались возгласы, как будто и впрямь встречали королеву или хотя бы принцессу крови.

— Ну что, довольна? — Станиев тоже заулыбался, но страшною улыбкой зверя. — Ты счастлива?.. И вот теперь представь, что этого всего ты сейчас лишишься!

Из-за чего?

Он подвел Анечку к эстраде, на которой уже сидел, от света жмурясь, Алексей Обулов, а перед микрофоном качался на каблуках известный критик Карамзин, он же — редактор журнала «Кадр».

На самом деле его фамилия была Толстой, но Корнелий Орестович решил, что гениев с такой фамилией для нашей страны достаточно. И выбрал псевдоним. Как он считал, гораздо более скромный и незапоминаю-щийся.

Так вот… Корнелий подал Анне руку, помог взойти на банкетную эстраду и, вернувшись к микрофону, объявил:

— Коллеги и друзья! Позвольте мне открыть наш вече… хотя… какой же сейчас вечер? Так значит, позвольте мне открыть…

— Бутылку! — крикнули из зала.

— Бутылки будут позже, — не растерявшись, пообещал Корнелий. — А сейчас я открываю церемонию врученья новой кинематографической награды — «Стального Эроса»! Ура!

— Ураа-а-а!!!

С довольным видом выждав, пока зал смолкнет, Корнелий сообщил, что новый приз решили учредить, поскольку в наше время кино и эрос, можно сказать, близнецы. Они друг без друга теперь немыслимы.

— И это правильно! — заверил всех Корнелий.

И дальше объяснил, что вершиною искусства является то состоянье, когда наш зритель переживает вместе с актерами. А что сильнее всего берет за душу, за нервы, наконец, за сердце?.. Эротика, конечно.

— И это правильно! — всех убеждал Корнелий, хотя все были с ним и так согласны, никто не думал спорить.

И вот сегодня компетентное жюри свой вынесло вердикт. Самой эротичной актрисой года признала…

— Ну вы, наверное, все догадались, — решил привнести интригу в свою речь Корнелий. — Что самой эротичной признали присутствующую здесь Анечку Измородину! Гип-гип ура!

— Гип-гип! Гип-гип!!!

Корнелий вручил все так же бледной Анечке статуэтку мальчугана, чья нагота была прикрыта лишь фиговым листочком. Тут блики фотоаппаратов зачиркали, как крылья стрекозы. Все хлопали, ногами стучали, выкрикивали поздрав-ленья.

— Надеюсь, Анечка, вы и дальше, от фильма к фильму будете совершенствовать свое эротическое мас терство. И мы еще такое, пардон, увидим, что… Ну я не знаю! — Корнелий склонился в уважительном по клоне.

Затем он поднял руку. Мол, тихо, черти! И в ослабевшем шуме сказал:

— Высокое жюри постановило, что самым возбужда ющим и самым любвеобильным актером года был Алексей Обулов! Алешенька, я рад!.. Ты не сыграл ни Гамлета, ни Мцыри, ни дядюшку по имени Иван, но как ты был неподражаем в фильме «Лабуда»! Я фонарею! Поздравляю, Алеша!

Кривляющемуся Обулову был вручен приз под названием «Стальной». Он выглядел как нечто, торчавшее с подноса вверх, но непонятное. Поскольку было накрыто покрывалом стального цвета. И покрывало не приподнималось.

— Дерзай и помни, Алексей, что все мужчины смо трят на тебя с большой надеждой. Ты должен на экране показать, что мы умеем, на что способны. Пусть глядя на тебя, любая из женщин вспомнит, что слово «муж» исходит от «мужчины»! Ну а мужчина — вот он, на экране…

Корнелий обратился к залу:

— Есть пожелания к лауреатам?

— Есть! — перекрывая всех, раздался голос критика Бубуки, обиженного тем, что его не взяли в состав жюри. — Пусть лауреаты прямо здесь, сейчас докажут, что получили призы не зря! Пусть разыграют эротическую сцену.

Тут и Корнелий несколько оторопел:

— Не понял… Как это? Что вы хотите? Но за Бубукина ответил Обулов:

— Прекрасная идея! Анечка, ты как? Анечка с готовностью сказала:

— А что? Давай! Корнелий заулыбался гаденько:

— Вы это… серьезно?

Обулов поставил приз на столик у стены:

— Ну а какие шутки, Корнелий Орестович? Раз публика желает, актер обязан подчиниться. Мы — люди подневольные.

— Давай, давай! — согласно закричали в толпе. А телеоператоры поспешно меняли кассеты и аккумуляторы. Такое да не снять? Уволят к черту!

Анечка шагнула навстречу Обулову. И если раньше он был ей противен, то сейчас казался милым и желанным. Под взглядом Стания Обулов был ей дорог. И в этот миг она бы согласилась с ним на все. Почти.

— Итак, сейчас мы разыграем сцену… — Анечка замялась.

— Да что выдумывать?! — не выдержал Обулов. — Мы просто разыграем сцену любви. Все просто, без затей… Начнем с того, что ты меня целуешь. А дальше, как получится…

Он Анну взял за плечи и притянул к себе.

Какая-то струна смертельно натянулась в ней, но Анна сделала усилье, расслабилась и стала целовать Обу-лова с такою страстью, что в зале застонали.

А руки Обулова уже скользили по телу Анны. Скользили очень смело и даже дерзко. В зале глотали слюни и сопели. Когда же рука Обулова добралась до…

— Остановись, мерзавец! — прохрипел Станиев. — Оставь ее! Немедленно! Иначе я убью тебя сейчас же!

И Станий-младший, легат, решительно поднялся на сцену.

Под недоуменный шум зала Станий-младший вырвал Анну из объятий Обулова, который так увлекся, что ничего вокруг не замечал и уж тем более не слышал и не видел легата.

От неожиданности Обулов задохнулся и с распростертыми руками так и замер на несколько секунд. Но надо сказать, Обулов был не из зевак. Он быстро опомнился и, покраснев от ярости, взрычал:

— А это кто? Какого черта?! Уйди, ублюдок! Слиняй скорее!